– Тот, кто никогда не лжет… с кем я советовалась не далее как сегодня утром и кто мне ответил, что не пройдет и недели, как мы одержим победу над нашими врагами.
– Кто же этот всеведущий?
– Вот! Хотите, спрошу при вас, если мне вы не верите?
При этих словах русская вынула из шкафа огромную книгу в красном сафьяновом переплете с кабалистическими знаками, положила ее на высокий пюпитр, выдвинутый на середину комнаты, после чего, вооружившись длинным жезлом какого-то неизвестного металла, встала перед пюпитром в самой торжественной позе.
Фирмен Лапрад следил за действиями Татьяны недоверчиво, однако не без некоторого любопытства. На его губах его блуждала ироническая улыбка.
– И эта книга откроет нам будущее? – вопросил он.
– По крайней мере, она скажет нам, как нам следует вести себя в настоящую минуту, чтобы сделаться впоследствии победителями.
– Что же это за книга?
– Одна из самых ценных, какие только есть на свете. О, не смейтесь, сударь! Эта книга побеждала и не таких скептиков, как вы. Бернгард де Трев постоянно советовался с ней и после своей смерти завещал ее моему дяде… а Бернгард де Трев не был безумцем. Это одна их тех кабалистических книг, которые предсказательницы продали Тарквинию; лишь она одна уцелела во время пожара на Капитолии. Что ж… да победит же древняя наука ваш юный ум, господин Фирмен Лапрад! Оракул, отвечай мне!
Произнеся последние слова громким голосом, Татьяна подняла над вещей книгой жезл. В одно мгновение, словно движимые невидимой силой, ставни окон с шумом захлопнулись, и в комнате воцарилась кромешная тьма. В этом, конечно, еще не было ничего сверхъестественного: в особняке Татьяны могли быть устроены механизмы, которые, по поданному знаку, ее люди тайно приводили в движение. Фирмен Лапрад нисколько этому и не удивился. Но тут, посреди этой тьмы, вдруг на кончике жезла засияла искра и, разгораясь мало-помалу, превратилась в красноватое пламя, осветившее волшебницу с ее гадательной книгой…
Это невольно произвело на адвоката определенное впечатление.
– Оракул, отвечай мне! – повторила Татьяна.
Вдруг книга раскрылась сама собой. На пергаментных ее листах, которых коснулся жезл, забегали огненные буквы.
– Фирмен Лапрад! – вскричала русская вдохновенным голосом. – Наука произнесла свой приговор. Не пройдет и недели, как мы все трое узнаем то, что желаем знать. Но чтобы достичь цели, мы должны держаться вместе. Фирмен Лапрад, заклинаю тебя остаться с нами еще неделю! Каков будет твой ответ?
– Согласен принадлежать вам еще неделю, – отвечал адвокат.
* * *
В это время ставни распахнулись настежь. Свет и солнечное сияние снова наполнили комнату; пюпитр, книга и жезл вернулись на свои почетные места, и, спокойная, словно ничего и не случилось, Татьяна стала прощаться с гостями.
– Ну же, господа, мужайтесь! Через нисколько дней все будет кончено.
Выйдя на улицу вместе с адвокатом, Лафемас сказал:
– До чего ж странная женщина!
«Весьма ловкая, по меньшей мере», хотел было ответить Лапрад, но решив, что правду говорить иногда не следует даже и сообщнику, только кивнул в знак согласия.
– Подождем несколько дней, посмотрим, что будет, – продолжал Лафемас, – а пока я съезжу туда, где было убито столько моих друзей. Завтра расскажу вам, что удалось узнать. До свидания, господин Фирмен Лапрад!
– До свидания, господин де Лафемас! – отвечал адвокат.
И они расстались, каждый занятый мысленно ворожеей: один – удивляясь ее штукам, другой – говоря себя, что прежде сжигали и вешали и таких, кто умел гораздо меньше, нежели эта русская.
Глава III
О том, как Лафемас и его хвастуны лишь чудом избежали смерти
Дворяне, с которыми Лафемас отправился осматривать место, где менее чем за месяц погибло порядка десяти их товарищей, были все наши старые знакомые: господа де Мирабель, де Вергриньон, де Гребильяк, де Бертони и еще двое, которых мы также видели с Паскалем Симеони и Ла Пивардьером за ужином в «Крылатом сердце».
Местом сборища назначено было аббатство Сен-Виктор, куда всем надлежало прибыть к часу пополудни.
Помимо шпаги каждый обязан был запастись еще и пистолетом, так как речь шла не только о том, чтобы разыскать виновников такого опустошения в рядах ловкачей, но и немедленно с ними поквитаться.
Лафемас, приехавший в аббатство прямо от Татьяны, произвел тщательный осмотр подчиненных: все оказались прилично одеты и хорошо вооружены; даже на господине де Вергриньоне был опрятный камзол.
– Поздравляю, мой дорогой, – сказал ему весело Лафемас. – Не вижу ни дыр, ни пятен! Что за чудо! Уж не наследство ли вы получили?
– Увы, командир, меня одела любовь, а не фортуна, – отвечал нормандский кадет скромно.
– Любовь!.. Должно быть какая-нибудь торговка пленилась вашим дородством?
– Торговка!.. Скажете тоже! Я презираю буржуазию! Это знатная дама…
– Право же! А можно узнать ее имя?
Вергриньон замялся.
– Если он молчит, так я вам скажу: дама его сердца – Манон Гредлю, перекупщица, торгующая с лотка! – вскричал Бертони.
– Вы лжете! – вспылил Вергриньон. – Она настолько же перекупщица, насколько ваша мать была честной женщиной!
– Наглец!
– Негодяй!
– Полноте, господа! Мы здесь не для споров. В дорогу!
Лафемас пришпорил лошадь, и все ловкачи последовали за ним, не без того, однако, чтобы господа де Бертони и де Вергриньон не обменялись еще раз гневными взглядами.
В два часа путешественники прибыли в небольшой лесок, столько раз служивший покойницкой несчастным жертвам Двенадцати Шпаг Дьявола.
Лесок этот лежал по левую сторону от огромной равнины. На расстоянии четверти лье от него виднелась деревенька Ферроль, чуть дальше, выдвинувшись вперед, одна, словно часовой, стояла гостиница «Форсиль».
– Кому принадлежит этот трактир? – спросил Мирабель у Лафемаса.
– Некоему Гонену.
– Бывшему фигляру с Нового моста?
– Да.
– Тому самому, что сидел в тюрьме за оскорбление кардинала?
– Так точно.
– Что ж…
– Что ж, я вас понимаю, Мирабель, вы полагаете, что эти убийства совершил Гонен из мести к его преосвященству? Мне самому приходило это в голову. Но нет, мне кажется, он вполне раскаялся и исправился. Впрочем, одно уже то служит ручательством его новой нравственности, что Жуан де Сагрера, маркиз де Монгла, преданный и любимый паж господина де Ришелье, расположен к нему.
Мирабель покачал головой.
– Но Жуан де Сагрера – кузен господина де Шале, – продолжал он, – и друг Паскаля Симеони!
