Лафемас закусил губу.
– Вот как! – произнес он. – Так вы уже так давно больны, дитя мое? Чем же вы страдаете?
Бибиана приложила руку к сердцу.
– У меня болит здесь, – сказала она.
– Сердце? Бедное дитя!.. Но вам, вероятно, говорили об убийствах в Оливетском лесу?
– Нет.
– А когда здесь был парижский прево, то разве он вас не спрашивал?
– Нет. Зачем ему было меня спрашивать? Да если бы он и спросил, то я бы ему ответила… то же, что и вам. Я ничего не знаю… ничего не видела, ничего и никого… и…
– О чем же вы плачете, малютка?
– Да потому, что вы ее мучаете вашими расспросами, монсеньор! – вскричал наконец Гонен, потеряв всякое терпение.
– А! Так я ее мучаю! – произнес Лафемас, окинув своим недобрым взглядом трактирщика. – Очень жаль!.. Но все-таки мне ужасно хочется поговорить с вашей дочерью, Гонен! Не знаю почему, но мне кажется, что этот разговор будет мне чрезвычайно полезен… Впрочем, я вас не удерживаю, любезный, а также и вас, моя милая. Возвращайтесь к вашим занятиям… не стесняйтесь… а мы потолкуем с мадемуазель Бибианой!
Это разрешение дано было тоном, столь повелительным, что трактирщик и его жена даже попятились.
Между тем Бибиана, придя в ужас при одной лишь мысли о том, что ей придется остаться одной с незнакомцем, с умоляющим видом протянула руки к своим родителям.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, вероятно, чем-нибудь ужасным для тех, кто вызвал данную ситуацию, так как Гонен обожал свою дочь и, конечно, скорее пошел бы на скандал, дабы, как говорится, ускорить ход событий, нежели позволил бы непрошеным гостям и далее подвергать Бибиану допросу, бывшему для нее сродни пытке…
Но на сей раз Двенадцати Шпагам Дьявола не суждено было покинуть ножны.
Когда Лафемас устраивался уже более решительно рядом с Бибианой, указав пальцем Гонену и его жене на дверь спальни, дверь эта вдруг распахнулась, и в комнату вошел Жуан де Сагрера.
Бибиана, ее отец и мать вскрикнули от радости, увидев пажа.
Тот же, подойдя к Лафемасу, надменно произнес:
– В чем дело, сударь? С каких это пор люди дворянского происхождения столь мало заботятся о собственном достоинстве, что позволяют себе не уважать молодость и страдания? Внизу мне сказали, что вы и ваши друзья явились сюда для сбора информации касательно некоторых убийств, совершенных в этих краях… Что ж! Это ваше право… и я не имею ничего против! Но, переговорив – безрезультатно – мэтром Гоненом и его слугой, вы зачем-то решили допросить больное дитя, и вот этого уже я допустить не могу! Бибиана – моя подруга, господин де Лафемас. Тот, кто нападает на нее, нападает на меня! Или вы немедленно покинете эту комнату и навсегда забудете вход в нее… или же я потребую от вас сатисфакции за оскорбление, которое вы наносите мне, врываясь в пристанище моей подруги!
– Не сомневаюсь, что, будучи человеком здравомыслящим, господин де Лафемас сейчас же согласится принять ваше первое предложение, господин маркиз… Признать ошибку никогда не поздно… в то время как продолжая упорствовать в глупости, можно многое потерять.
Этими словами закончил речь пажа Паскаль Симеони, вошедший в комнату вслед за Жуаном де Сагрера.
Внезапное появление охотника на негодяев повергло Лафемаса и шевалье де Мирабеля в еще большую растерянность, нежели приход Жуана де Сагрера, и, не найдясь что ответить, они застыли на своих местах.
Наконец начальник ловкачей обрел дар речи. Вымучив улыбку, он с деланным смирением отвесил своему первому собеседнику глубокий поклон.
– Раз уж за нее ручаетесь вы, господин маркиз, – промолвил он, – считайте, что от моих подозрений… если таковые и были… уже не осталось и следа!.. Уверен, что вы не стали бы… вы… один из его пажей… покрывать врагов монсеньера кардинала!
Жуан де Сагрера пожал плечами.
– И где же вы здесь видите врагов монсеньора де Ришелье, сударь? – воскликнул он. – Здесь… в деревенской гостинице… в доме славных людей, держащих небольшое дело?
Лафемас снова поклонился.
– Чтобы найти того, кого ищешь, не всегда нужно идти строго по его следу, господин маркиз, – отвечал он. – Но не будем об этом… Я ошибался и готов это признать. Мне жаль, что я напрасно побеспокоил эту милую девушку, которой я от всего сердца приношу свои извинения. На сим позвольте откланяться, господин маркиз. До свидания, господин Паскаль Симеони… до свидания, мой дорогой. И спасибо за тот небольшой урок, который при вашей поддержке я получил не далее как сегодня. Определенно, встреча с вами всегда приносит выгоду. Никогда этого не забуду.
* * *
Выгоду! Лайфемас и не подозревал, как близок он был к истине. Внезапное прибытие в гостиницу Жуана де Сагрера и Паскаля Симеони сохранило ему жизнь, ни больше ни меньше – ему и его людям!
В присутствии молодого маркиза и охотника на негодяев дать ловкачам бой Жан Фарин и его ларошельцы никак не могли.
Они были там, в своем убежище, ожидая условленного сигнала, чтобы подняться в большой зал.
Но сигнала не последовало. Да и не должно было.
Лафемас и его люди уже мчались галопом по дороге, когда Гонен и Валетон присоединились к заговорщикам.
– Ну что? – воскликнули те.
– Да ничего, – отвечал Валетон с тяжелым вздохом. – Придется отложить.
И он рассказал им то, что вы только что услышали от нас.
– Жаль! – воскликнул Жан Фарин, сжимая кулаки. – Больше такой возможности может и не представиться! Ох! Держать Лафемаса… этого тигра с человеческим лицом… и быть вынужденным его отпустить! Всю жизнь буду жалеть об этом!
И он, Жан Фарин, был не далек от истины!
* * *
С тех пор как Бибиана слегла с болезнью, это был уже третий приезд Жуана де Сагрера в «Форсиль».
В тот день компанию ему составил Паскаль, давно уже желавший взглянуть на возлюбленную друга.
Примерно через час после отъезда ловкачей начали собираться в путь и Жуан с Паскалем.
Первый – донельзя грустный, так как – возможно, причиной тому был испуг, в который поверг Бибиану визит Лафемаса, кто знает? – Жуану показалось, что девушка выглядит более болезненной, более подавленной, чем обычно.
Второй – задумчивый…
Столь задумчивый, что вопреки собственным невеселым мыслям, первый в конце концов заметил это состояние второго и поинтересовался, что того так тревожит.
Но Паскаль лишь покачал головой.
– Если позволите, господин маркиз, я скажу это вам как-нибудь в другой раз, – отвечал он.
– Почему не сейчас?
– Потому что… А ведь вы правы!.. Почему не сейчас? Дело все в том – только не обижайтесь, – что мне не понравился ни ваш Гонен, ни его слуга.
