Без четверти двенадцать, вооружившись шпагами, кинжалами и ножами – дабы не привлекать внимания полиции Баскари исключил огнестрельное оружие, и то была его большая ошибка, – вся эта ватага, разделившись на два отряда, направилась разными дорогами к «Золотой колеснице».
Подкупленный Бертрандой – впрочем, с уверением, что дело идет только о шутке, устроенной некими студентами для их жильца, – подмастерье Рике отворил этим шутникам ворота.
Однако увидев зверское лицо Трифуля, бедняга в испуге отпрянул…
Но тот, схватив подмастерье за руку, сказал ему:
– Веди нас в комнату Паскаля Симеони и ни единого слова, ни единого вздоха, или я тебе сверну голову!
Рике повиновался.
Второй же отряд, состоявший из восьми человек – во главе его был сам Баскари, – выстроился по углам дома, стоявшего напротив «Золотой колесницы». Было условлено начинать нападение, как только станет ясно, что Паскаль и его слуга легли спать. Комнаты их находились на втором этаже, стало быть, Баскари мог видеть, когда там погаснет огонь, и дать сигнал. По этому сигналу Трифуль сотоварищи должны были проникнуть в комнату с лестницы, Баскари же со своими влезть в окно. Комбинация довольно искусная. Осаждаемые таким образом со всех сторон, охотник на негодяев и его слуга не смогли бы противиться такой силе.
Так, по крайней мере, думали разбойники.
* * *
Лишь только Паскаль потушил свечу, как раздался сигнальный свисток.
Не успел он еще окончательно смолкнуть, как дверь, ведущая в комнату охотника на негодяев, не выдержала напора четырех могучих мужчин. На площадке могли поместиться только четверо, остальные восемь человек стояли гуськом вдоль лестницы, на одной из ступеней которой застыл, прижавшись к стене, и Рике. Дверь подалась, как мы уже сказали, и Трифуль с тремя товарищами ворвался в комнату.
Ворвался в полной уверенности, что они найдут искателя приключений в постели… а кто не знает, что в постели и в ночной пижаме самый сильный человек делается уже не таким опасным? Но каково же было их разочарование, когда охотник на негодяев и его слуга встретили их ударами палки и шпаги, от которых нападавшие, крича от боли и ран, бросились назад.
Но следующие четверо, поднявшиеся уже на площадку, загородили им выход.
Стеснившись таким образом и напирая друг на друга, эти презренные негодяи образовали из себя твердую массу, на которую градом посыпались удары дубины Жана Фише и шпаги Паскаля… парировать которые злодеи оказались не в состоянии, так как были стеснены до такой степени, что не могли даже поднять руки!
Лишь неистовый рев был ответом на учащенные удары, сыпавшиеся на них со всех сторон.
Наконец, да и то скорее инстинктивно, чем по соображению, хвост колонны подался назад, и таким образом дал путь к спасению стоявшим в ее голове.
Но эти передовые были уже так избиты, что не сумели воспользоваться удобным случаем к побегу. Трифуль и еще двое нападавших пали мертвыми.
Впрочем, на этом Паскаль Симеони и Жан Фише не были намерены останавливаться.
– Сундук! – вскричал первый из них.
Жан Фише повторять не заставил; он сразу же понял, что следует делать. Вытащив сундук с дровами на площадку, он сбросил его с лестницы на разбойников, опрокидывая их как карточных капуцинов.
Но и этим битва не закончилась.
То, о чем мы рассказали, вместилось в три-четыре минуты, однако и этого времени оказалось достаточно для того, чтобы Баскари и его люди успели прицепить веревочные лестницы и взобраться по ним к окну.
Нужно отдать должное этим молодцам: они не заставили себя ждать; услышав отчаянные вопли товарищей, они принялись карабкаться наверх с быстротой и ловкостью кошек.
Следовательно, в то самое время, когда Жан Фише спускал с лестницы свой сундук с дровами, окно в комнате Паскаля разлетелось вдребезги, и в нем, с кинжалами в руках, показались Баскари и еще два головореза.
Их встретил Паскаль, уже ожидавший нападения с этой стороны.
Однако, заметив в темноте – не стоит забывать, что вся эта сцена происходила ночью и только теперь, в разбитое окно, слабый свет проник в комнату, – заметив перед собой трех человек, позади которых маячило еще несколько силуэтов, Паскаль решил изменить образ своих действий. Его шпага, как бы ни была она верна и ужасна, все-таки не смогла бы скоро избавить его от этих новых врагов. Он схватил лежавшие в камине массивные щипцы, которые, похоже, не погнулись бы и выворачивая дерево с корнем, и вооружился ими против неприятельских кинжалов.
– Это еще что такое? – вскричал Баскари, стальное оружие которого сломилось как соломинка при первом же ударе о щипцы. – Да где это видано…
Но договорить Баскари не успел: щипцы раскроили ему череп. Второй и третий разбойники также, в свою очередь, повалились мертвыми; однако несмотря на это четвертый влез уже на балкон, но не успел он и ноги поднять на подоконник, как был поражен в грудь и полетел наземь.
Увидев это, остальные пятеро бросились бежать.
Оставшееся в живых на лестнице, вместо того чтобы продолжить подъем, также поспешили спастись бегством.
Воцарилась могильная тишина, лишь изредка прерываемая стуком окна, которое робко отворял какой-нибудь перепуганный обыватель, дабы взглянуть, чем кончилась эта страшная баталия.
Жан Фише подошел к окну, у которого продолжал еще стоять его хозяин.
В это время из дома Ферье вдруг донесся душераздирающий крик.
Услышав этот крик, Паскаль, чье сердце и во время сражения билось не чаще обычного, задрожал.
Дело в том, что в крике этом он узнал голос Анаисы!
Анаиса! Так, стало быть, и она в опасности? Да! В то время как пытались убить его, вероятно, тот же враг напал и на нее… а теперь, может быть, и убивает.
И врагом этим был Фирмен Лапрад! Фирмен Лапрад, который солгал им обоим, целый месяц притворяясь, что излечился от своей постыдной страсти!
В одно мгновение завеса спала с глаз Паскаля.
Уже в следующий миг он принял решение.
Спуститься по лестнице, заваленной трупами и сундуком с дровами, было бы не так-то и просто.
В любом случае то был самый длинный путь.
– За мной! – бросил он Жану Фише.
И, спрыгнув на балкон, он схватил одну из висящих лестниц, оставленных разбойниками, и через несколько секунд был уже на земле.
Жан Фише последовал примеру своего господина.
В эту минуту в особняке Ферье вновь закричали.
Но на сей раз то был голос не баронессы, а какого-то мужчины; и то был крик не отчаяния и не мольбы, а крик страдания… предсмертный стон!
Глава VIII
Возмездие
Мы оставили Фирмена Лапрада с занесенным над баронессой кинжалом…
