— Да при чем тут моя честность?!
— Девушка молодая, симпатичная. Сказал бы ей парочку комплиментов, подружился…
— С кем? С Ключом? Смеешься?
— Твой отец с предыдущим Ключом дружил, — напомнил Лис.
— И куда его это завело? — огрызнулся Волк, зарываясь пальцами в растрепанные седые волосы.
— В любом случае излишне откровенные высказывания были явно…
— Да ты что, не понимаешь?! — взорвался Серый. — Никто меня не спрашивал, хочу ли я быть откровенным. Когда хозяйка приказывает там — противиться невозможно! Ноги сами идут, язык сам говорит… Она приказала сказать, что думаю, и я говорю. И пофиг, что я за минуту до того думал или минутой позже! Озвучишь, как диктофон, указанный отрезок, даже если сам его не запомнил! А соврать или как-то выкрутиться, если велят правду выдать, тем более невозможно!
— Она хозяйка без году неделя, — тоже начал заводиться рыжий. — Откуда ей знать, как правильно приказывать?!
— А вот знает, прикинь! — рявкнул Волк. — Кот ее подучил, книжек начиталась. А может, сама такая умная, шакалья дочь. Формулировочки выдает похлеще нашего Змея — никаких разночтений.
— Ну, кровосос же как-то выкрутился!
— С кровососами у нее особые отношения, — буркнул Серый. — Ладно… Я виноват — мне и разбираться.
— Ты понимаешь, что на малом они не успокоятся? — тревожно вскинулся Лис.
— А ты понимаешь, что у меня за спиной община? Сегодня вот это. А завтра что будет? Хочешь не хочешь, а придется с кровососом общаться предметно. Попробую поумерить его аппетиты…
— Ничему их жизнь не учит, — зло прошипела я, заглушив ответ Лиса.
— А ты бы на его месте иначе сейчас выражалась? — буркнул Васька.
— Я бы на его месте вообще до такого не доводила.
— Ох ты… Идеальная и безупречная и ни разу не ошиблась? — хмыкнул кот.
Моментально сообразив, на что он намекает, я нахмурилась.
— Неидеальная. Но, как правильно заметил рыжий, хоть и по неправильному поводу, хозяйка без году неделя. Можно было, если не посоветовать, то хотя бы высказать свое удивление несколько более вежливо. И потом… Вась, Волк меня с самого начала терпеть не мог. Ты бы видел, как он со мной в их конторе разговаривал: три слова, как собаке, бросил великим одолжением, и на том все. Нельзя было сказать, что меня тут вообще поджидает? Да я Костю увидела — чуть заикой не стала, не говоря уже о некоторых болтливых котах. А ведь твой любимый Серый тут бывал. И вас обоих знает.
— И как ты себе это представляешь? «Здравствуйте, дорогая Секлетинья. Мы умеем превращаться в здоровенных зверюг. Ваша мать сейчас вампир, а вам в наследство случайно достались рыжий кот, неупокоенный скелет и бюро ритуальных услуг с поэтическим названием „Покой нам только снится“». Да ты бы прямо там заикой стала.
— Как, как бюро называется? — расхохоталась я.
— «Покой нам только снится». Это Мавра придумала, когда ее достали сильно. Молодая была, веселая.
— Оригинально, — ухмыльнулась я. — Может, она не моя родственница, а твоя? Юморок такой, с кошачьим душком.
— С кем поведешься, — хмыкнул кот. — Я ж ее почти с самого рождения знаю. Вот и нахваталась девочка от дяди Котика…
— …плохого, — хохотнула я.
— С каких это пор юмор — это что-то плохое?
— Смотря какой юмор.
— У меня самый лучший юмор, — задрал нос кот. — И вообще. Хватит подглядывать. Ужинать пора.
— Кто про что, а Васька про еду. — Я поднялась. — Ладно, пошли, голодающий. На этих смотреть — только аппетит испортить.
Впрочем, в воде все равно уже давно не было ничего, кроме зеленой мути. Стоило мне отвлечься, как картинка пропала, и восстанавливать ее у меня желания не возникло. «Пусть помучаются неизвестностью. Может, дойдет, — решила я, шагая в столовую. — Будут вести себя нормально, через недельку-другую все обратно верну. И, кстати, надо будет у Георгия выяснить, сколько у него общинников, и посчитать, какая им Струна причитается. А то, возможно, не я одна такая хитрая и Мавра тоже что-то подобное проворачивала».
Но поесть в тот день мне было не суждено. Едва я нацелилась вилкой на кусок жареного мяса, как ударил гонг. Мы с Васькой переглянулись. Кого-кого, а гостей сегодня точно не ожидалось. Пока я соображала, как на это реагировать, гонг ударил во второй раз.
«Ну, если это опять оборотни — мало им не покажется!» — в сердцах подумала я, бросая вилку на стол.
Из тумана за воротами торчали две руки. Тонкие, явно женские, с аккуратными розовыми ноготками, пальцы нервно сжимались в кулаки и снова безвольно расслаблялись. Сердце на мгновение остановилось, а потом зашлось в заполошном ритме испуганной птицы. Я знала, кто стоял с другой стороны.
На остатках самоконтроля я заставила себя заглянуть в мир людей, прежде чем хвататься за эти руки. Но за воротами стояла одна-единственная женщина и, не отрываясь, глядела прямо на меня. Не медля больше ни секунды, я прикоснулась к прохладной нежной коже и провела ее через туман. Миг спустя я смотрела в темно-карие, почти черные глаза. Свои глаза…
— Разрешаю душе жить, — спохватилась я, уже повиснув у гостьи на шее.
— Сэтти! — выдохнула она мне в ухо, и сильные руки притянули меня еще ближе к ней, хотя я и так прижималась всем телом. — Сэтти…
— Мама… — В глазах закипали слезы, горячими каплями стекали по щекам и впитывались в мягкую ткань летнего платья.
— Я не знала, Сэтти. Я ничего не знала, — шептала она. — Никто не думал, что тетка может дойти до такого… Прости меня, Сэтти! Я должна была спрятать тебя! Увезти куда-нибудь! Прости!
Не знаю, сколько времени я простояла так, вдыхая ее чуть сладковатый незнакомый запах, впитывая бессвязный шепот, наслаждаясь каждым прикосновением. Еще больше времени прошло, прежде чем я снова смогла связно мыслить и говорить. Кое-как я сумела составить приглашение пройти в дом, подходящее для вампира. А потом снова молча плакала, сидя рядом с ней на диванчике в холле.
Возможно, это прозвучит странно, но первые несколько часов мы почти не разговаривали. Просто сидеть рядом, глядя, как пляшут языки пламени в камине, уже было счастьем. Тем самым счастьем, которого я по прихоти Мавры с ее какими-то непонятными планами никогда не знала.
— Почему она так поступила? — В какой-то момент невнятная мысль оформилась в вопрос.
— Ненависть. Может быть, зависть, — покачала головой мама.
Теперь я знала, что ее имя — Лэтта, но даже про себя не звала ее так.
— Чему завидовать? — пожала плечами я, рассеянно поворошив угли в камине.
— Может, тому, что так и не узнала, что такое настоящая семья? — предположила мама. — Мать никогда не говорила со мной об этом. Как и сама Мавра. Ее я вообще никогда не видела.
