– Тремя линкорами?
– А у меня есть другой выход? Все, работаем. Закончишь здесь – начинай рейд самостоятельно. Я постараюсь догнать. Если выживу.
Смысл приказа фон Корфу был ясен. Александров постарается догнать Касиваги и, скорее всего, догонит. Но по огневой мощи у японца будет перевес, и в самом лучшем случае уральский адмирал останется с избитыми кораблями. Гнаться всей эскадрой, не закончив дело здесь – значит, упустить противника, дать возможность командованию восточников подготовиться к неприятностям. Стало быть, Александров рискует, но терять время, ожидая его, нет смысла. И миссия по нанесению удара по ключевым планетам Ассоциации, операции, от которой, возможно, зависит исход всей войны, автоматически ложится на плечи сохранившей боеспособность эскадры линейных крейсеров. Что же, так сложились звезды.
– Я сделаю это. Но все же… постарайся остаться живым.
– Меня сложно убить, – хмыкнул Александров и отключил связь. Почти сразу его линкоры начали разворот, выходя из боя. Касиваги требовалось догнать любой ценой.
Система планеты Новый Иерусалим. Пять дней спустя
«Петр Великий» уходил от планеты так, как, наверное, тысячелетия назад уплывали в океан пиратские фрегаты, нагруженные золотом из разоренного города. Хотя, если быть до конца откровенными, их рейд как раз и был обычным пиратским налетом. Разве что совершенным на законных основаниях – в конце концов, иерусалимцы первые полезли куда не просят. Тем не менее сути это не меняло, да и результата тоже.
Помимо захваченного ранее «Ашкелона», уже загрузившегося и начавшего разгон для прыжка, рядом с дредноутом ползли два его собрата, загруженные по самую маковку. Именно поэтому гигантский корабль двигался так медленно – двигатели транспортов просто не могли обеспечить им сравнимое с «Петром Великим» ускорение. Даже сейчас, когда дредноут сам тащил гроздь жестко сцепленных контейнеров, массой, практически не уступавшей ему самому и куда большей, чем у любого из трофейных грузовозов.
Вообще, больше всего геморроя было как раз с этими контейнерами. Трофеев взяли много, у Вассермана аж челюсть отвисла, когда Камова с милой улыбочкой сообщила ему, сколько контрибуции они получат с Нового Иерусалима. Только забирать надо все и сразу, а то евреи – они такие евреи, обязательно как в себя придут, так и придумают что-нибудь, чтобы не отдавать. Ну да это Вассерман и сам прекрасно понимал.
Трофеями забили огромное количество контейнеров, что-то загрузили на транспорты, а остальное посредством сварки и какой-то матери соединили между собой и, с помощью наскоро сооруженных ферм пришвартовали к борту дредноута. Теперь «Петр Великий» выглядел скособоченным, да и двигался тоже соответственно. Неудивительно, что рулевые крыли неприличными словами хозяйственную переговорщицу.
Ругать-то ругали, а вот корабль вели аккуратно, чтобы, не приведи Космос, груз не потерять. Каждый член экипажа имел с этого свой процент и терять деньги не хотел. Так что звездолет разгонялся медленно, с усилием, но в то же время плавно настолько, что перегрузок, с которыми не всегда успевали справляться генераторы искусственной гравитации, не ощущалось. Пожалуй, впервые с начала похода они летели так комфортно.
Сейчас по корабельному времени царила глубокая ночь, но Вассерману не спалось. Очень уж хорошо он представлял себе, какими проклятиями его провожали на Новом Иерусалиме. Нет, профессор не был суеверен и на старые еврейские сказки плевать хотел с высокой колокольни. Вдобавок он придерживался жизненной философии, в чем-то схожей с философией древних стоиков. Не во всем, но в одном пункте уж точно: пусть куда бы нас ни послали – везде нам будет хорошо! Оно, конечно, так, но все же…
Да, Вассермана мало волновали несущиеся в спину вопли. Тем более произнесенные шепотом, чтобы не нарваться на залп главным калибром. Но вот когда он вернется…
О-о… то, что будет после возвращения, его реально пугало. Нет, не то, что уральские евреи подвергнут его обструкции. Не так уж их и много, да и сам Вассерман в их общество совершенно не стремился. Пошлет по всем известному русскому адресу, да и делу конец. Но ведь есть еще и мама!
Зная своих родителей немногим хуже, чем математику, Вассерман мог уверенно предсказать, что произойдет. Сначала мать, шмыгая носом и выплеснув море слез, будет пенять ему на то, что он воевал против евреев, а потом, когда доведет сына до нужной, как ей самой покажется, кондиции, из самых лучших побуждений вновь попытается его женить. И сопротивляться в такой ситуации… У-ух! Прямо хоть домой не возвращайся.
Неудивительно, что настроение у командира «Петра Великого»… Черт, а какое у него было настроение? Вассерман сам этого не мог понять. И уснуть тоже не мог, а потому решил с вопросом разобраться кардинально. В смысле, пойти в кают-компанию да набить брюхо чем Бог послал. Ничего на свете лучше нету, чем сожрать огромную котлету…
Кают-компания встретила его мягким, притушенным светом. Можно было усилить яркость, разогнав эту расслабляющую, почти интимную обстановку, но – зачем? Вассерман попросту выгреб из стоящего в углу холодильника кучу мелочевки, которую кок оставлял как раз на подобный случай, специально припасенный лично для него пакет с выпечкой и, прихлебывая густой и алый, словно кровь, томатный сок, приступил к трапезе. Только вот спокойно набить брюхо этой ночью ему не дали.
Шаги Вассерман услышал издали. Негромкие, но самую малость неуверенные. Услышал – и узнал, благо на его корабле все ходили достаточно бодро, с физической формой у космонавтов дело обстояло неплохо, а у десантников и вовсе отлично. Ничего удивительного, профессия военного на планете была сейчас невероятно популярна, и у новобранцев кондиции колебались в узком промежутке между отличными и невероятными. На фоне молодежи «старики», ветераны в двадцать лет, тоже старались не отставать, что делу шло лишь на пользу. А потому такая походка, выражающая крайнюю степень усталости, была лишь у одного человека.
Кстати, человек этот старательно скрывал физическую слабость. Точнее, то, что быстро уставал. Крепился изо всех сил и в другое время не отличался от прочих, но, когда считал, что никто его не видит, расслаблялся. Плечи немного опускались, походка становилась такой вот, как сейчас. Расслабляться он себе позволял редко, но от зоркого ока командира ничто не могло укрыться. Вот и сейчас засидевшийся в кают-компании Вассерман услышал его приближение издали и, когда он, ничего не подозревая, вошел, даже не обернулся. Лишь сказал:
– Что, Евгения Леонидовна, не спится?
– Ой!..
– Не бойтесь, я не кусаюсь.
– А я и не боюсь, – дерзко, чтобы скрыть испуг, отозвалась Камова, решительно направляясь к кофейному автомату. Походка, что характерно, стала уверенной, едва ли не строевой. – Просто не ожидала кого-то здесь увидеть.
– Я, откровенно говоря, тоже. Не спится?
– Да. Вроде бы устала, а никак не усну. Со мной такое бывает.
– Ну, тогда садитесь, пейте кофе… Круассаны любите?
