Кольм щелкнул каблуками в старой, нигде не прописанной, но считающейся едва ли не обязательной для молодежи офицерской традиции, развернулся и покинул помещение. Берг, глядя ему вслед, одобрительно кивнул:
– Молодец, парень. Ой, что-то сейчас будет…
Коломиец лишь поморщился. Тому, что будет, он совсем не был рад. А еще меньше его настроение поднимал тот факт, что личные пристрастия его племянницы стали в их узком кругу предметом необидных, но почему-то никак не желающих затухать шуток. Ну, взыграли у дуры-девки гормоны по малолетству – так зачем из этого эпическую пьесу-то делать?
Нет, к Шекспиру Коломиец относился, в целом, положительно, однако знаменитые «Ромео и Джульетта» считал историей про идиотов. Не потому, что там была идиотская ситуация – в конце концов, любовь зла, а козлы этим пользуются. Так что подобные союзы между представителями враждующих сторон дело, в общем-то, реальное. История знавала мезальянсы и пострашнее. И даже не потому, что двое молокососов покончили в конце концов с собой. У них ведь, кроме гормонов, ничего за душой нет…
Куда более тупыми он считал старшее поколение враждующих кланов. Их противостояние, исправно высасывающее силы из обеих противоборствующих сторон, в тот момент можно было прекратить. А главное, сделать это под благовидным предлогом, сохранив лицо. Но нет же, упертые старперы продолжали гнуть свою линию, ведущую всех к неизбежному краху. Глупцы с зашоренными глазами. Повторять их ошибку он не собирался.
Все так, если бы не одно «но». Сейчас подобными страстями и не пахло. В смысле, ни кровной вражды, ни чего подобного, требующего экстраординарных решений, не было. Соответственно, зачем трагедию-то городить? Тем более в мезальянсе, родившемся в огне и крови, да еще когда обе стороны разницы в положении, воспитании, образовании, круге общения, наконец, до поры не замечают, скрыт немалый риск взращивания по-настоящему серьезных проблем. Так что от ситуации Коломиец был совершенно не в восторге, и подливающие, пускай даже не нарочно, а просто по недомыслию, масла в огонь товарищи душевному равновесию совершенно не способствовали.
Вдобавок его задели слова Берга насчет «не потянешь». Потянул бы, да еще как. Уж всяко лучше дуболома-адмирала, у которого опыта административной работы, да еще и с гражданским, в большинстве, населением однозначно меньше. Но – увы, здесь, как это часто бывает, куда большую роль играли совсем иные обстоятельства.
Сейчас они стояли у истоков нового государства. Или возрождения старого? Нет, все же нового. Такого, которое не только не прогнется перед крейсерами на орбите, но и само пошлет эти крейсера и вывернет наизнанку кого угодно. Коломиец не умел заглядывать в будущее, но очень сомневался, что у этого государства в чести будут слова пацифизм, толерантность и прочие извращения. И создавали они его в момент кризиса.
Коломиец был достаточно умен и понимал, что, не будь этой неудачной для Конфедерации войны, их потуги оставались бы детской возней в песочнице еще неизвестно сколько десятилетий. Возможно, успеха не было бы никогда – история знает подобные примеры. Сейчас, раз уж выпал шанс, и Конфедерация фактически сама выпихнула их, требовалось этим воспользоваться на всю катушку. Вот только и опасность при этом имелась немалая.
На Урале, как, впрочем, и в большинстве социумов, имелось немало центров силы. И едва заметных, и серьезных. Были среди них те, которые многое приобретали – это, в первую очередь, сам Коломиец и его товарищи. Были те, кто приобретал мало. Имелись и те, кто очень многое терял. И каждая из этих групп будет ногтями и зубами держаться за свое, одновременно стараясь откусить кусок у соперников. А значит, любой неверный шаг – и все бросятся на всех. Начнется гражданская война, и планета утонет в крови.
Еще Коломиец понимал, что в любой гражданской войне по обе стороны линии фронта сражаются, как правило, очень достойные люди. А всякая шваль за их спинами в это время набивает карманы золотом, чтобы, если что-то пойдет не так, вместе с ним бежать за границу. Потери в таких войнах колоссальные, и нет в них никакой выгоды тем, кто держит в руках винтовку. Зато очень наживаются враги, торгующие, к примеру, оружием и не брезгующие оторвать то, что плохо лежит. Словом, такого развития событий нельзя было допустить, и ни Коломиец, ни кто-либо из его товарищей не обладали для этого достаточными возможностями и влиянием. И даже войска, подчиненные Устинову, ничего не решат – как показывает практика, во время гражданских войн любая армия разлагается мгновенно.
Зато всего этого в избытке имелось у Александрова: и влияния, и возможностей, и решимости, случись нужда, применить силу. Герой, за которым пойдет народ и приказы которого безоговорочно выполнят солдаты. Человек, который, ни минуты не колеблясь, подвесит на орбите свои корабли и прикажет открыть огонь. Тот, кто сможет удержать государственные институты от краха хотя бы на то время, пока сформируются и заработают новые. А главное, тот, кто сможет планету защитить. Александров был той фигурой, в которой нуждались… Вот только, хотя он и прислушивался к советам Громовой и ее команды, но имел и собственное представление о том, что и как нужно делать. Вертеть таким не получится – сложно это и опасно, а неуправляемый лидер может наворотить таких дел, что представить страшно. Но все это будет потом, а сейчас планета нуждалась в нем, и Громова нашла, что предложить адмиралу и от чего он не сможет отказаться.
Пока Коломиец предавался тяжким раздумьям о меняющемся мире и своем в нем месте, а его товарищи строили планы на будущее, не то чтобы грандиозные, но реалистичные, пока планета спала, пребывая в неведении о том, что уже обрела самостоятельность, а солдаты недоумевали, почему начавшиеся недавно внеплановые учения все никак не заканчиваются, пока творилось много чего еще, капитан третьего ранга Кольм шагал по коридору и размышлял о превратностях судьбы. Вот так вот. Раз – и оказался гражданином другого государства, офицером другого флота, зато в чинах вырос. А что будет дальше? На таком взлете можно очень легко свернуть шею, как упав на землю, так и стукнувшись башкой о небо. И потому для него, занятого этими размышлениями, полной неожиданностью стало, когда он нос к носу столкнулся с людьми, которых он меньше всего ожидал здесь увидеть.
Три девицы под окном… точнее, поперек коридора. В середине Татьяна, от встречи с которой так предостерегал Кольма ее любящий дядюшка. Даже в камуфляже она была элегантна настолько, что у офицера заныли зубы, и единственное, что он не мог понять, так это, на кой она нацепила вместо более подходящего времени и месту делового костюма свою успевшую порядком истрепаться полевую форму.
Рядом с ней, облокотившись на подоконник, задумчиво улыбалась каким-то своим мыслям Николаева. Надо признать, по сравнению с тем, какой она была до знакомства с Александровым, девушка расцвела. Вот что делают с женщиной правильный мужчина и несомненный успех на выбранном поприще. Во всяком случае, победы в двух не самых сложных, но важных и громких сражениях добавили ей и уверенности в себе, и уважения в глазах окружающих. И офицерская форма с погонами капитан-лейтенанта и скромным, но честно заслуженным орденом, была ей к лицу.
