С определенной точки зрения, надо сказать, это имело некоторые плюсы. Как минимум, дало возможность людям и кораблям, набранным из разных эскадр, притереться друг к другу. И, разумеется, заставить жизнь хоть немного войти в колею. Настолько, что после второго прыжка Мендоза приказал состыковаться с флагманом Эйзенхауэра, линкором «Кинг Артур», и направился к своему подчиненному с визитом. Не вызвал – тот прибыл бы, конечно, однако нормального разговора от него в таком случае вряд ли стоило ожидать, а отправился сам. Тем более что на этом линкоре он побывал всего один раз, визит длился с десяток минут, и толком осмотреться комиссар не смог при всем желании.
Для него это был вообще неожиданный и интересный опыт – увидеть изнутри один из сильнейших кораблей человечества. Надо сказать, сейчас, когда исчезла предстартовая суета, он и впрямь казался воплощением спокойной силы. Брутальная красота – так можно было сказать. Красота темного, безо всяких украшений, металла и совершенных в своем угловатом уродстве орудийных башен. «Уиллис», конечно, тоже был неплох, однако столь яркого впечатления неудержимой мощи, как от громады линейного корабля, от крейсера не исходило, и Мендоза даже позавидовал на миг тем, кто командует этими совершенными машинами разрушения. Даже с учетом того, что корабли, подобные «Королю Артуру», в бою чаще всего становятся главными мишенями для врага, линкор стоил того, чтобы им восхищались.
Эйзенхауэр встретил гостя в своем салоне. На этот раз он выглядел не столько удовлетворенным жизнью, сколько примирившимся с неизбежным и успокоившимся. Формально он был на одну ступень ниже комиссара в табели о рангах, однако выскакивать ему навстречу и рассыпаться в любезностях не собирался. Тем не менее поднялся, руку подал, без энтузиазма обменялся дежурными любезностями и даже пригласил отобедать с ним. Последнее оказалось как раз к месту…
Стряпня местного кока, точнее, целого взвода поваров, оказалась вполне на уровне средней руки ресторана где-нибудь в Берлине или Вашингтоне. То есть без особых изысков, но сытно и достаточно вкусно. В процессе обеда, сопровождающегося дегустацией неплохого качества вина, разговор шел ни о чем, однако своего Мендоза добился. Односложные ответы генерала становились все более непринужденными, и лед, возникший между ними при первой встрече, если и не растаял, то кое-какими трещинками обзавелся. Тем более генерал был отнюдь не тупицей, какими принято было считать армейцев в полиции. Во всяком случае, Баха от Фейербаха отличал уверенно, а живописью не только увлекался как ценитель, но и сам рисовал недурственно. Пара его акварелей на стене, во всяком случае, выглядели чуть резковатыми, однако написанными вполне качественно.
Однако как только перемены блюд закончились, и расторопный адъютант прибрал на столе и неслышной тенью покинул салон, тихонько, но плотно прикрыв за собой дверь, генерал мгновенно преобразился. Миг – и вместо вальяжно развалившегося в кресле сибарита перед Мендозой предстал совсем иной Эйзенхауэр. Холодно-спокойный, собранный, похожий на готового к прыжку волка.
Что же, волк слабее льва или тигра. Но в цирке он не выступает. И ни в коем случае не стоило расслабляться рядом с таким человеком, как Эйзенхауэр. Из людей, подобных ему, бывает, получаются верные союзники – или страшные враги. И, судя по взгляду генерала, рассуждения Мендозы не остались для него тайной.
– Ну что, комиссар, перейдем к делу?
– Перейдем… – в самом деле, чего тянуть? – Генерал… Что вы думаете по поводу… нашего предприятия?
– Сэр! Вам то, что вы хотели бы услышать, или честно? Сэр!
– Перестаньте паясничать, генерал, – поморщился Мендоза. – Мы не на плацу, вы – не новобранец. Обезьяний вид вам не идет. Правду. Именно ее я хотел бы сейчас услышать.
– Ну тогда, – уже другим, спокойным и деловым тоном сказал Эйзенхауэр, – мы все мертвецы.
– Неужели все так плохо? – Мендоза и сам понимал, что собеседник не врет, но, как и большинство людей, продолжал цепляться за соломинку.
– Еще хуже, – Эйзенхауэр тяжело вздохнул и сел, чуть скособочившись, будто у него болел бок. – Нас крупно подставили, комиссар. Очень крупно. Штурмовать укрепленную планету вот так, без мониторов и авианосцев, само по себе занятие не простое. А когда ее прикрывает флот больше и сильнее нашего – вообще самоубийство.
– Ну может, не все так плохо?
– Ян, – Эйзенхауэр внезапно перешел на доверительный тон. – Подумайте, кому из сильных мира сего вы перешли дорогу?
– А вы?
– Со мной все просто. Я у нынешнего министра далеко не в фаворе. Выбрал, когда наверху делили кресло, не ту сторону. Мои ребята в большинстве имеют ту же проблему. А вы?
– Не знаю. Это честно.
– Значит, за компанию попали, – резюмировал генерал. – Не повезло… Плохо, не плохо… Они сильнее нас. У них больше кораблей и орудий. У них отлично подготовленные, прошедшие огонь и воду экипажи. А у нас половина – салаги-новобранцы. У них лучший из известных мне адмиралов. У нас, простите, вы. Я хорошо помню, что Ландсбергиса они повесили. И очень не хочу оказаться на его месте.
Да уж, комиссар изначально понимал, что дело пахнет не слишком хорошо. Сейчас же выяснилось, что оно смердит, как неделю пролежавшая на солнце туша какого-нибудь преклонного возраста слона. Гнилое дело, как частенько говорил один из его подчиненных, тоже родом с русскоязычной планеты.
– То есть вы считаете, что шансов нет?
– Не считаю – знаю. Мне умирать, не вам.
– То есть?
– Я неплохо знаком с Александровым. Можно сказать, приятельствовали когда-то. На командно-штабных учениях он всегда стремился в первую очередь уничтожить линейные корабли и авианосцы – ядро эскадры. Не думаю, что сейчас он изменил подход к вопросу. На мелочь вроде крейсеров и эсминцев он до полного уничтожения ударных кораблей внимания обращает мало, так что вы вполне успеете отступить.
– Как-то это… нелогично, что ли. Легкие корабли могут изрядно повредить коммуникациям противника.
– У вас логика полицейского, нахватавшегося вершков тактики, – печально улыбнулся Эйзенхауэр. – Ваше ведомство имеет неплохой опыт борьбы с пиратами, и вы волей-неволей скатываетесь к нему же. Да, рейдеры – те же пираты, только на государственной службе – могут причинить им проблемы. Но мы-то идем устанавливать контроль над системами, для чего крейсера и эсминцы не обладают достаточной боевой устойчивостью. Да и автономности на что-то по-настоящему серьезное им не хватит. Мошки, летающие по комнате, вот что такое эсминцы в нынешних раскладах. Их рано или поздно обнаружат и переловят… Скорее, кстати, рано, чем поздно – коммуникации у русских не особенно растянутые, движение редкое, а радары мощные. Плюс к тому, боевыми кораблями системы, которые они контролируют, весьма насыщены. Так что мой вам совет: сразу как станет ясен результат, а случится это очень быстро, разворачивайтесь и валите прочь. Вы даже репутацией практически не рискуете.
– То есть, – последняя фраза прозвучала для Мендозы довольно обидно. – Как это не рискую?
