Я остановился возле небольшой верфи, где на двух стапелях строили галеру и рыболовецкое судно, судя по выступающему с носовой части настилу, с которого будут высматривать рыбу. Руководил строительством калафат, как здесь называли подрядчика, — пожилой мужчина с короткой черной с сединой бородкой, который все время ругал плотников, брызгая слюной метра на три. Я поинтересовался у него, сколько будет стоить парусное двухмачтовое торговое судно размером со шхуну. Предупредил, что пока денег не хватает, просто прицениваюсь. Калафат долго юлил, а потом назвал цену. Даже если ее можно сбить процентов на двадцать, все равно получалось дороже, чем в Фессалонике, не говоря уже о Смирне.
Я проехал мимо ворот Перамы и церкви святой Ирины, за которой начинались склады венецианцев. Среди судов, стоявших у причала, выхватил нос русской ладьи с фигурой в виде лошадиной головы. Купец стоял на причале и о чем-то разговаривал с венецианским коллегой. Оба остались довольны разговором, что между купцами большая редкость. Венецианец зашел внутрь двухэтажного складского здания, первый этаж которого был раза в два выше второго, а русский — осанистый бородатый мужичок в низкой червчатой шапке с беличьим околышком и червчатом летнике, не смотря на жару, — остался у сходни, ожидая, пока по ней поднимется грузчик с большим тюком.
— Откуда приплыл? — спросил я купца по-русски.
— Из Киева… — он запнулся, пытаясь определить мой социальный статус, а потом решил, что лучше перестараться, и закончил: — …князь.
Я не стал опровергать, хотя по легенде был боярином.
— Кто у вас сейчас стол занимает? — поинтересовался я.
— Князь Иван Путивльский, — ответил купец.
Известие настолько поразило меня, что даже купец заметил.
— Не поделил с ним чего, князь? — спросил он, хитровато улыбаясь.
— Наоборот, в родстве состою с путивльскими князьями, — ответил я. — А по отцу как его величают?
— Сын Ивана, — ответил купец.
Может быть, внук или правнук. Алика передала нашим сыновьям франкское стремление к власти. Наверное, и внуков старшего сына она воспитывала. От воспоминаний мне стало грустно, поэтому возле следующих ворот, которые носили имя Друнгария, повернул в город.
Через венецианский квартал, следуя генеральным курсом на купол Софийского собора, добрался до форума Феодосия. Там повстречал процессию генуэзцев. Впереди ехали трое юношей на белых иноходцах и с флагами. Следом за всадниками медленно шли три солидных мужа в длинных, почти до мостовой, кафтанах из золотой парчи, застегнутых почти до низа на маленькие золотые пуговицы и с разрезанными до локтя рукавами. Мужи несли три ларца из черного дерева с золотыми или золочеными ручками. Далее степенно шагали плотной толпой сотен пять генуэзцев, разодетых в шелка и обвешанных золотом. На обочинах стояли зеваки, в основном нищета. Контраст между местными и пришлыми был разительный. Я подумал, что кичливость не доведет до добра генуэзцев, и поехал в казарму.
Во дворе я увидел Рожера де Слора. Его тоже не пригласили на встречу с императором, чем жестоко обидели. Обиду он высказал мне, когда я собирался в порт. Я пытался объяснить ему, что для ромеев отношением к титулам предков особое. Происхождение из хорошей семьи, конечно, ценится, но в первую очередь важны личные качества.
— Хочешь сказать, что я трусливее тех, кто поехал с ним?! — обиделся руссильонец.
— Нет, но ты не такой льстивый, как они, — сказал я, хотя был уверен в обратном.
Мой новый друг сразу перестал сердиться на Рожера де Флора.
Сейчас он сидел на низкой мраморной скамейке в тени у конюшни. Увидев меня, замахал рукой, предлагая присоединиться. Я отдал коня Тегаку, чтобы отвел в конюшню, и сел рядом с руссильонцем.
Поговорить мы не успели, потому что во двор вбежал один из часовых, выставленных в туннеле, ведущем в казарму, и проорал международный вариант начала всех войн:
— Генуэзцы наших бьют!
Никто не стал выяснять, за что бьют. Буквально через несколько секунд из казармы начали выбегать вооруженные альмогавары. Они сразу мчались в сторону императорского дворца, что мне показалось подозрительным. Присоединились к ним и мои люди. Я решил не останавливать их. Заплатит император или нет — большой вопрос, а в разборке с генуэзцами без добычи не останутся.
— Видать, что-то серьезное случилось, — предположил Роже. — Скажи Тегаку, пусть принесет наше оружие.
— Оно не понадобится, — сказал я. — Генуэзцы безоружны.
— Чего же они тогда напали на наших?! — удивился руссильонец.
— Подозреваю, что напали другие, но отвечать придется генуэзцам, — ответил я. — Император Андроник очень не хотел выслушивать их требования. Поэтому и позвал так рано во дворец Рожера де Флора, оставив Каталонскую компанию без командира, — объяснил я, наблюдая, как все больше альмогаваров бежит со двора в ту сторону, откуда доносятся крики людей и звон оружия. — Это столица ромеев, мой друг. Они привыкли таскать каштаны из огня чужими руками. Причем тот, кто таскает, даже не подозревает, что большая часть каштанов достанется не ему.
— Да, мне говорили, что с ромеями надо держать ухо востро, — согласился Роже и предложил: — Пойдем посмотрим, что там происходит.
Улица была завалена трупами генуэзцев, раздетыми донага. Рядом валялись разорванные в клочья знамена и поломанные древки. Толпа побежала вслед за уцелевшими генуэзцами в сторону их квартала. Судя по крикам, начался грабеж домов. Большую часть грабителей составляли не каталонцы, а местные жители. Увидел я среди них и своего цирюльника. Несмотря на тщедушность, он тащил большую корзину, наполненную посудой и тряпьем.
Меня не удивило то, что грабили только правую сторону улицы, а левую, квартал пизанцев, не трогали, и что ворота Неория оказались закрытыми, а стражники в шлемах, с длинными копьями и щитами стояли перед ними в линию, то ли защищая, то ли не давая никому улизнуть из города. Уверен, что жителям столицы не поступало никаких указаний из дворца, чтобы не произошла утечка информации. Горожане сами поняли, что должно случиться, и воспользовались моментом. А спишут всё на каталонцев. Недооценил я ромеев, решив, что сильно рискуют, впуская нас в город. Наше присутствие уравновешивает силы. Поэтому нас и разместили так близко от императорского дворца, а не потому, как решили Рожер де Флор и его свита, что хотели оказать честь будущему родственнику.
Когда мы вернулись в казарму, со двора выезжали конные рыцари и альмогавары. Они поворачивали не налево, в сторону квартала генуэзцев, а направо, к казарме, в которой разместились на постой наши пехотинцы.
— Куда направляетесь? — поинтересовался я.
— Захватывать Галату! Отомстим генуэзцам за нападение! — радостно сообщил мне молодой рыцарь и пришпорил коня, чтобы не упустить самую ценную добычу, которую захватят в квартале генуэзцев, если сумеют преодолеть без лестниц и осадных орудий каменные стены.
