Матросы спустили на берег широкую сходню. Работают споро. Я приплыл на одной из шести галер Каталонской компании. Каждый матрос-каталонец получает в день двадцать пять серебряных солидов, арбалетчик — двадцать, кормчий — унцию золота, как пехотинец, а капитан — четыре унции, как рыцарь. Деньги эти уже лежат у них в карманах. Перед отплытием нам оплатили первые четыре месяца службы, главным военным достижением которых было избиение безоружных генуэзцев. Остальное время службы заняли переход из Монемвасии до Константинополя, ожидание свадьбы, то есть, примирения с генуэзцами, и само торжественное мероприятие. По мнению каталонцев, оно было грандиозное. В отличие от меня, они не видели Ромейскую империю в период ее расцвета. По моему мнению, единственное, что, точнее, кто был достоин восхищения, — это невеста Мария неполных шестнадцати лет и поразительной, тонкой красоты. Впрочем, все невесты красивы. В день свадьбы они светятся от счастья, а этот свет некрасивым не бывает.
Сходня не достает до суши, нижняя ее часть погружена на полметра в воду. По обе стороны от нее стоят босые матросы в коротких штанах и подстраховывают рыцарей, которые с опаской и неуклюже сходят с галеры. Я снимаю поножи, сапоги и подворачиваю выше коленей шоссы и штаны. Моему примеру следуют Тегак и, после недолгого колебания, Рожер де Слор. Палуба галеры и сходня сырые и холодные. Мои ноги быстро зябнут. Я, не смотря на доспехи на теле и сапоги, оружие и щит в руках, быстро пробегаю по сходне. Вода кажется теплой. Твердая мелкая галька больно вдавливается в подошвы. Я выбираюсь на берег и, сложив ношу на покрытую моросью, пожелтевшую траву, быстро обуваюсь, потому что ноги стремительно замерзают.
Следом осторожно спускается Тегак с моим тремя копьями и седлом. Копья теперь обзавелись чашевидной защитой для руки, стали длиннее и тяжелее. Ниже наконечника прикреплен павон — треугольный вымпел с моим гербом длиной сантиметров тридцать. Заказывал копья у миланского мастера, который первым делом спросил:
— Какой герб изобразить на павоне господина рыцаря?
Павон мне ничего не прибавит, но отказываться не стал. Седло у меня тоже новое и тоже от миланского ремесленника. Уроженцев этого славного города мастеров в Константинополе целый квартал, расположенный в районе Платея. Переднюю луку стали делать шире, чтобы прикрывала всадника от солнечного сплетения и почти до коленей, а заднюю изогнули по краям вперед так, чтобы охватывала бедра всадника. Не шибко крепкая защита, но, глядишь, спасет в бою.
Руссильонец, который шел по трапу за Тегаком, пару раз приседает, чтобы не свалиться в воду. С морем и судами он не дружит. В правой руке Роже держит такое же копье, как у меня. Ни оруженосца, ни слуги у него пока нет. Обе эти обязанности выполняла Лукреция, но она сейчас далеко, в Константинополе. Левой рукой Рожер де Слор прижимает к боку горшковидный шлем, который называют топхельмом. Такие у многих рыцарей. Кольчуга руссильонца усилена металлическими пластинами на плечах и горизонтальной, высотой сантиметров десять и шириной во всю грудь, приваренной на уровне сердца, и наручами, а кольчужные шоссы — поножами. На защиту стоп не хватило, наверное, денег. Поверх доспеха накинут темно-серый шерстяной плащ с капюшоном. Ловлю себя на мысли, что и мне не помешал бы такой.
Я выдвигаюсь метров на пятьдесят вперед, чтобы отразить нападение, если такое случится. В чем я сомневаюсь. Высадили нас на пустынном берегу километрах в двух от ближайшей деревни. Рядом со мной встает Роже и другие рыцари из нашего конруа — тактической единицы, состоящей из двух-трех десятков рыцарей. Несколько конруа образуют баталию, которых три-четыре на армию: центральная, две фланговые и иногда запасная. Рыцарское войско заметно подросло в тактическом плане за последние шестьдесят лет. Мы ждем, когда с галер сведут наших боевых коней. Остальные лошади и обоз прибудут завтра на нефах и выгрузятся в Кизике, если мы отобьем его у турок. Чем быстрее отобьем, тем быстрее воссоединятся семьи.
Тегак подводит ко мне оседланного Буцефала, у которого новая сине-белая попона с моими гербами в самых неожиданных местах. Я сажусь в глубокое седло. Мне кажется или так на самом деле, что через одежду, шоссы, поножи и попону чувствую ногами более теплое тело лошади. Я поправляю саблю и сюрко. Тегак крепит к седлу справа и спереди шестопер, справа и сзади — два колчана со стрелами, слева и сзади — монгольский лук в налуче. В Западной Европе, не считая Англии, луки слабенькие, поэтому рыцари учились стрелять из них, поскольку обязаны были владеть любым оружием, но предпочитали более убойные арбалеты, особенно во время защиты замка. Поскольку копье в сравнении с плохим луком оказалось более эффективным оружием, на нем и остановили выбор. Это не мешало рыцарям считать равными себе знатных русских и турецких тяжелых конников, вооруженных в том числе и мощными луками. Главное — одолеть врага. Кто победил, тот и рыцарь. На втором месте теперь было происхождение, на третьем — доспехи и только на четвертом — оружие. Впрочем, по мере деградации рыцарства все станет наоборот. Наступит время, когда в рыцари будут посвящать певцов и певичек. Последних — за количество копий, которыми их проткнули. Тегак подает мне щит, ремень которого я вешая на шею, и длинное копье. Запасные копья и еще один колчан со стрелами останутся у оруженосца, который будет двигаться позади и подавать их по первому зову.
Две сотни альмогаваров отправляются на разведку. Ромеи поделились информацией о том, что основные силы турок расположились в Кизике и окрестностях. В городе живут знатные и их свиты, а простые воины — в деревнях, небольшими отрядами. Чем мы и постараемся воспользоваться. По приказу Рожера де Флора пехота и конница движутся к Кизику двумя колоннами, вдоль берегов, потому что в центре полуострова горы. Я в отряде, которым командует командир каталонцев. Мы движемся на юг вдоль западного берега полуострова к небольшому местечку Артак. Второй отряд идет вдоль восточного берега. Мы должны встретиться у Кизика. Впереди скачут альмогавары. Они делают за нас всю работу. Сотня-две всадников врываются в деревню, уничтожают захваченных врасплох турок и начинает сбор трофеев. Ромеев грабить нельзя, но я сомневаюсь, что альмогавары строго блюдут этот приказ. В это время другой отряд уже скачет к следующей деревне. Когда мы, рыцари, проезжаем деревню, там уже грузят на захваченные телеги, арбы и вьючных лошадей турецкое и не только барахло. На южную околицу сгоняют захваченных в плен турецких женщин и детей. Все они будут проданы в рабство.
Артаки — то ли большая деревня, то ли маленький город. Он окружен местами засыпанным рвом шириной метров пять, валом и наполовину разрушенной, каменной стеной высотой метра три с половиной с четырьмя угловыми башнями высотой метров пять. Две башни укорочены до уровня стен. Жители знают о нашем приближении. Из южных выехал отряд конников человек пятьсот. Они поскакали в сторону Кизика, бросив на произвол судьбы своих жен и детей. Отряд альмогаваров сходу влетел в один из проломов в стене. Вскоре открылись северные ворота, через которые рыцари въехали в город. Дома в нем были ромейские, по большей части двухэтажные, с плоскими крышами. Много брошенных домов. Мне даже показалось, что их больше, чем обжитых. Улицы вымощены. Есть канализационные стоки, но во многих местах открытые, давно не ремонтированные. Наверное, во времена римлян здесь был приятный городок. На центральной площади старая каменная православная церковь, больше похожая на большую служебную постройку, если бы не каменный крест на четырехскатной крыше. Что меня поразило — каждый каталонец крестился, проезжая мимо нее. Рожер де Флор оставил в Артаках небольшой гарнизон — одного рыцаря и сотню альмогаваров — и повел остальных дальше.
