— Давай еще раз, — предложил он.
Во второй раз я победил быстрее, потому что знал, как надо действовать.
— Когда-нибудь еще сразимся, — пообещал великий ромейский дука.
Зря он уклонился от третьего раунда. Я бы, как обычно, поддался, чтобы немного приподнять его авторитет.
— У тамплиеров научился? — поинтересовался он, садясь на коня.
— Не только, — ответил я.
— Поэтому и победил, — сделал вывод Рожер де Флор и поскакал со своей свитой дальше.
После этого случая аланы вслед за моими конным лучниками стали называть меня «наш боярин». Они, вроде бы, начинают верить в меня, что очень важно. В критическую минуту стану для них, как я выражаюсь, поведенческим якорем — будут делать, как я. Если я не побегу — и они не побегут.
Проведя в Филадельфии пятнадцать дней, мы пошли на запад, в Нимфею, чтобы отогнать от нее турецкие отряды. Они опустошали окрестности города, избегая столкновений с нами, потому что в турецких отрядах было от одной до трех тысяч сабель. Объединиться и напасть на нас у них после сражения под Филадельфией пропало желание. Я со своим отрядом шел восточнее основных сил, прикрывал с этой стороны обоз. Рожер де Флор все еще не доверял аланам. Вот я и решил проверить, чего стоят их клятвы на кресте и, в случае положительного результата улучшить, так сказать, их рейтинг. Когда мне доложили, что неподалеку от нас, немного отставая, действует турецкий отряд численностью около двух тысяч сабель, приказал двигаться в ту сторону. Рожеру де Флору не стал говорить. Если получится, на меня не обидятся, а если аланы опять подведут, пошлю их, а каталонцам скажу, что сбежали.
Для засады выбрал ложбину между двумя холмами, поросшими лесом. В четырнадцатом веке в Малой Азии еще много лесов. Между холмами проходила дорога, на которой могли свободно разъехаться две арбы. Приманкой приказал командовать Беоргу, дав ему первую сотню и одиннадцатую. Остальных расставил в лесу вдоль дороги. Сам занял позицию в конце западни. Если аланы подведут, легче будет убежать. Подо мной был аланский иноходец с низким седлом, а вместо тяжелого копья — легкая степная пика, которая сейчас лежит поперек седла. В левой руке у меня монгольский лук, а в правой — стрела. Не смотря на то, что ждал в тени между деревьями, было жарковато. Я уже жалел, что надел стеганку и бригандину. Хватило бы кольчуги поверх шелкового белья. Если получится, как задумал, доспехи ни к чему, а если нет, без них коню было бы легче увозить меня от погони. Рядом со мной Аклан. Он жует сушеный виноград, выменянный в Филадельфии. Предлагает мне. Я беру несколько ягод. Виноград сладкий, вкусный, но раздражают косточки. Есть вместе с косточками, как Аклан, я не хочу.
Ждать пришлось долго. Я уже подумал, что ничего не получится, когда Аклан сказал:
— Скачут. Быстро скачут.
Слух у него острее, чем у меня, хотя на свой никогда не жаловался. Если скачут быстро, значит, за ними гонятся. Будем надеяться, что никто из сидящих в засаде не выстрелит раньше времени. Я предупредил, что в таком случае вся сотня будет отправлена служить Гиркону или кому угодно. Беорг скакал замыкающим, определял темп, постоянно оглядываясь на преследователей. За ними гнался весь турецкий отряд. Они скакали плотно, занимая дорогу от края до края. Впереди — всадник в зеленой чалме поверх шлема. Конь под ним арабский, белой масти.
Когда Беорг проскакал мимо меня, я приказал Тегаку, недавно освоившему медную трубу:
— Сигналь, — и выстрелил из лука во всадника в зеленой чалме.
Я был у него спереди и справа. Стрела попала в грудь, защищенную кольчугой, пробила ее насквозь, потому что влезала по самое оперение. Турок еще продолжил скакать, медленно клонясь влево, словно не хотел слышать протяжное завывание трубы. Со слухом у Тегака было еще хуже, чем у меня. Обычно именно у таких людей появляется непреодолимое желание стать музыкантами.
С обеих сторон в турок полетели стрелы. Большая часть отряда, оказавшаяся в зоне поражения, была расстреляна за несколько минут. Только пара сотен, скакавших позади, успела развернуться и удрать. Я строго-настрого приказал не гнаться за ними.
Всадник в зеленой чалме был еще жив. Лежал навзничь на красновато-коричневой земле. Ему лет двадцать пять, не больше. На побледневшем лице густые черные усы и многодневная щетина казались чужими. Турку было очень больно. Справляясь с очередным приступом, так напрягся, что по вискам потек пот. Приоткрыв узкие губы, турок тихо попросил на греческом языке:
— Добей.
Чтобы не портить кольчугу, я ударил пикой в шею, покрытую черной щетиной. Лицо напряглось в последний раз, а потом разгладилось, потеряло воинственность, мужественность. Только усы продолжали боевито топорщиться. Вот такая у нас, братцы, интересная игра. Живем недолго, зато нескучно.
Собрав трофеи, поскакали догонять Каталонскую компанию. Почти каждый вел на поводу двух лошадей, нагруженных оружием, доспехами, одеждой, обувью. На лицах аланов наконец-то появились улыбки. В предыдущие дни поводов для радости у них не было. Снабжали их по остаточному принципу, поэтому многие жили впроголодь. Им пообещали заплатить через Гиркона после освобождения Филадельфии, а Рожер де Флор не считал нужным давать трусам аванс. Теперь многие поменяли своих лошадей, оружие и доспехи на более хорошие трофейные. Все, что взято взамен своего, трофеями не считается.
Каталонцев мы догнали, когда компания располагалась на ночь. Рожер де Флор уже спрашивал, куда мы делись. Я уверен, что он предположил лучшее. Приказав аланам устраиваться на ночь, я поскакал с Тегаком к темно-красному шатру. Мой ординарец вел на поводу белого арабского скакуна. Великому дуку доложили о моем приближении, он вышел из шатра. Рожер де Флор был в длинной алой шелковой рубахе и босой, в левой руке держал бокал с вином. После того, как я победил его в тренировочном бою, великий дука опять стал относиться ко мне с подозрением. Наверное, уже жалеет, что доверил мне тысячу аланов, или радуется, считая их паршивыми воинами.
Я останавливаюсь и киваю Тегаку, чтобы подвел к командиру трофейного арабского жеребца.
— Ответный дар за шестопер, — говорю я, зная, что такого коня можно обменять на несколько десятков шестоперов, и ставлю в известность: — Мы разбили отряд турок, пару тысяч. Завтра отдадим твою долю.
По новому уговору я отдаю Рожеру де Флору треть трофеев, из которых он выделяет императору столько, сколько сочтет нужным, треть беру себе, а остальное делю между бойцами. Предлагая такие льготные условия, командир Каталонской компании не предполагал, видимо, что мы сумеем захватить что-то стоящее.
— Барон, ты скоро станешь более популярным командиром, чем я! — как бы в шутку говорит Рожер де Флор.
— Не беспокойся, я не долго задержусь в твоей компании. В мои планы не входит продолжительная жизнь в Ромейской империи и служба наемником, даже великим дукой, — в тон ему сообщаю я, потому что мне не нужен смертельный враг. — Как только наберу денег, поеду дальше.
