Тяжелые, оббитые железом ворота открылись со скрипом, а подъемный мост упал с грохотом. Впереди был проход в валу. Ромеи не сочли нужным загородить его. Дальше шло поле со следами лагеря, а потом холм, на склонах которого находился лагерь осаждавших, не защищенный даже валом. Нас разделяло не менее морской мили. Моя дальнозоркость — профессиональная болезнь морских штурманов — сообщала, что там все спят. Наши кони простучали копытами по деревянному подъемному мосту. Дальше поскакали хлынцой по вытоптанной земле, поднимая рыжеватую пыль. Ее глотали пехотинцы, которые бежали за конными. Двигались молча.
Заметили нас, когда до лагеря оставалось метров триста. Точнее, услышали, потому что у Беренгера Рокафорта сдали нервы. Он перевел коня на рысь, а потом и галоп, и остальные были вынуждены сделать также. Топот нескольких тысяч копыт и мертвого разбудит. Ромеи и их союзники просыпались, тупо пялились на нас пару мгновений — и бросались наутек. Я сперва колол пикой, пока не застряла в теле тучного ромея, который крутанулся и упал на спину, сломав ее. Дальше бил шестопером. Догонял убегающего, наклонялся немного вправо и наносил резкий и короткий удар по голове. По большей части головы были без шлемов. Рубящая грань булавы рассекала волосы, русые, рыжие, черные, и проламывала череп. Я скакал и бил, скакал и бил. Чем больше сейчас перебьем, тем больше шансов будет у нас на спасение.
Только когда Буцефал выдохся, я перевел его на шаг и повернул в обратную сторону. Навстречу мне бежали пехотинцы, ромейские и каталонские. Первые ломились с отключенными мозгами, иначе бы держались от меня в стороне. Я завалил еще пару человек, которые вбежали в зону поражения. Каталонские пехотинцы догоняли их и рубили короткими мечами. Поднявшись на вершину холма, увидел метрах в ста от берега перевернутую галеру, за которую цеплялись десятки человек. Неподалеку находилась вторая галера, набитая людьми так, что осела почти по планширь. Чудо, что и она до сих пор не перевернулась. По ромейскому лагерю двигались цепочкой каталонские женщины и подростки и не собирали трофеи, а добивали раненых и сдавшихся в плен врагов. Трупами был устелен весь холм и прилегающие к нему поля. Тысячи мертвых ромеев и аланов лежали в разных позах, а сухая земля с жадностью впитывала вытекающую из них кровь. На следующий год здесь вырастет густая трава. Иногда мне кажется, что люди воюют, чтобы побыстрее удобрить собой землю.
25
Рамон Мунтанер утверждает, что мы перебили шестьсот всадников и тысяч двадцать пехотинцев и захватили более трех тысяч лошадей. Я не считал убитых, поэтому не могу ни подтвердить, ни опровергнуть его слова. Трупов, действительно, очень много, но цифра в десять-двенадцать тысяч показалась бы мне более правдоподобной. Тем более, что не совпадало количество всадников и лошадей. Да и непонятно, как наш казначей отличал мертвого всадника от пехотинца. Наверное, первыми считал тех, кто в дорогих доспехах, а вторыми — всех остальных. Наши потери были один альмогавар и два пехотинца. Для мня оставалось загадкой, как они умудрились погибнуть. Разве что были затоптаны убегающими ромеями или умерли от истощения, преследуя их. Трофеи мы собирали целую неделю. Каждый брал только себе, никто никому ничего не отстегивал, но пленные, около пяти сотен, и вражеский обоз с продуктами и стадо скота стали общей добычей, из которой Беренгер Рокафорт, как командир, получил десятую часть, рыцари по четыре доли, альмогавары по две, а пехотинцы по одной. Пленных заставили расчистить ров от человеческих останков и мусора, расширить и углубить, а потом продали турецкому купцу. Двор нашего дома был завален оружием и доспехами, а кладовые забиты мешками с мукой и бобами, бочками с солониной и корзинами с вяленой рыбой, луком и чесноком. В конюшне и в хлеву стояли наши лошади и две трофейные коровы, а в соседнем дворе — шесть трофейных лошадей и отара овец. Аклан и Тегак каждый день пасли наш скот юго-западнее города, где осаждавшие не так сильно вытоптали поля.
Как только в городе появились первые купцы, в основном турки, болгары и иудеи, я сбагрил им по дешевке оружие, доспехи и лошадей. Мало ли, как дела повернутся, а деньги занимают меньше места.
Рамон Мунтанер сохранил жизнь четырем жителям Галлиполя. Не думаю, что по доброте. Хотел, наверное, получить за них выкуп или обменять на пленных каталонцев. Теперь неясно было, с кем договариваться об обмене, поэтому казначей решил сделать из них шпионов. Ромеям выдали хорошую одежду и по лошади, пообещав наградить, если привезут важные сведения. Двоих послали в Константинополь, чтобы выведать планы императора Андроника, а двоих в Адрианополь, чтобы узнать, что замышляет соправитель Михаил.
— Людей у нас маловато! — пожаловался мне как-то Рамон Мунтанер. — Можно было бы совершить налет на Галату.
— Давайте турок позовем на помощь, — предложил я.
— А они согласятся? — подключился к разговору Беренгер Рокафорт.
— От добычи никто не откажется, — сказал я.
Командир Каталонской компании решил наказать инициативу исполнением:
— Найди их и предложи присоединиться к нам. Скажи, что всё, что захватят, будет их, но предупреди, что найдем и перебьем всех, если струсят.
— За нашими спинами не струсят, — предположил я.
— Если наберешь турок, будешь ими командовать и получать из их доли десятую часть общей добычи, — оказал мне честь Беренгер Рокафорт.
— А больше и некому ими командовать, — улыбнувшись, произнес я.
Кроме меня и Аклана, никто не умел говорить на турецком языке, а мой помощник в командиры не годился, потому что по жизни был ведомым. Но улыбка моя бывшему сенешалю не понравилась.
— Командовать всегда есть кому, — произнес он.
С этим трудно поспорить. Бездарных командиров найти не проблема. Впрочем, Беренгер Рокафорт хоть и не блещет умом и полководческими данными, но зажечь и повести в бой умеет. Да и удача пока на его стороне, что на войне немаловажно.
Нас с Акланом и десятком альмогаваров перевезли вместе с лошадьми на азиатский берег пролива. Для этого наняли гребное судно длиной метров пятнадцать и шириной около шести. Затрудняюсь определить его тип. Наверное, это паром, изготовленный специально для перевозок через пролив Дарданеллы. С каждым из шестнадцати весел управлялись два гребца. Имелась и мачта с латинским парусом, толку от которого, по моему мнению, было не много. Хозяин судна, пожилой ромей с крючковатым носом, пожаловался мне, что из-за войны, то есть, из-за нашего захвата Галлиполя, остался без заказов.
— Если моя миссия будет успешной, у тебя появится работа на несколько дней, — сказал я. — Надо будет переправить на европейский берег большой отряд турок. Не знаешь, где их найти?
— Они теперь везде, — мрачно ответил ромей.
Везде да не везде. Мы искали их два дня, пока не обнаружили отряд сабель на пятьсот, который грабил деревню. Занимались делом без всякой предосторожности: ни конных разъездов, ни часовых на окраинах. Уверены, что некому помешать им. Только когда заметили наш отряд, засуетились. Я послал вперед Аклана, который передал туркам мое желание переговорить с их командиром.
