— У титулов есть странное свойство: не они тебе служат, а ты им. Как ни странно это звучит, но чем выше поднимаешься, тем меньше принадлежишь себе, тем несчастнее становишься, — поделился я житейским опытом.
— Как ты решишь, так пусть и будет, — произнесла она и, судя по печальному личику, попрощалась с титулом маркграфини. — Надо написать об этом дедушке!
— Ни в коем случае! — остановил я. — Тогда нам намного меньше заплатят.
— И правда! Дедушку заставят сбить цену, насколько возможно, — согласилась Беатриче.
Она мне много чего успела рассказать про управление Венецианской республикой. У них там такие строгости! Дож имеет меньше власти и прав, чем президент страны с развитой демократией в двадцать первом веке. Зарплату ему платят раз в квартал. Взятки брать нельзя, иначе повесят высоко и коротко в прекрасном месте — между двумя колоннами на Пьяцетте. Разрешается принимать в подарок розовую воду, бальзамы, лечебные травы, бочонок вина, одно животное или не более десяти птиц. Переговоры с главами других государств только с разрешения Совета десяти и в присутствии кого-либо из его членов, как и вскрывать официальную корреспонденцию. И вообще, любое решение принимается только после детального обсуждения со своими шестью советниками, Советом десяти и в присутствии государственного прокурора, который не имеет права голоса, но вносит предложения и разъясняет юридическую сторону вопроса. Важные дела и вовсе решаются на заседании Большого совета, состоявшего из пяти сотен патрициев. Самое смешное, что были желающие стать дожем. Впрочем, выбирали в дожи вне зависимости от желания кандидата. Процедура была очень сложной и запутанной, а в конце из нескольких достойных выбирали методом жеребьевки. Отказаться нельзя, как и от назначения на любую другую государственную должность. Каждый патриций обязан был выполнять решение Совета. Утешением служила высокая зарплата. Впрочем, меня это не пугало, потому что знал, что мне, как чужаку, ничего не поручат.
Пока венецианцы обдумывали мое предложение, я занялся постройкой судна. В Халкиде были свои кораблестроители. Поскольку заказов у них сейчас не было, я набрал артель из двадцати человек. Старшим был венецианец Россо Бутарио — темно-русый и кареглазый, что говорило об иностранных предках.
Он выслушал мои объяснения и сделал вывод:
— Маркграфу нужно торговое судно с корпусом, как у галеры?
— Не совсем, как у галеры, но что-то в этом роде, — уточнил я.
У меня уже был богатый опыт общения с безграмотными, по моим меркам, кораблестроителями, поэтому терпеливо и дотошно обучал их строить быстроходные парусные корабли. Надеюсь, мои объяснения не канут в Лету, как случилось в шестом веке в Херсоне. Странно, что забываются, теряются жизненно важные открытия. Компас, которым пользовались еще финикийцы, потом вновь изобрели норманны, а недавно это сделали итальянцы.
Я уже заканчивал строительство бригантины, когда от венецианского дожа прибыли делегация для переговоров о судьбе маркграфства Бодоница и Негропонт. Возглавлял делегацию миссер Марко Баседжо, с которым я когда-то встречался в проливе Дарданеллы. Это он в бытность капитаном каравана согласился, что из-за двух дукатов не стоит превращать сильного союзника во врага. Несмотря на солидный возраст, седые усы у него были закручены всё также боевито. Марко Баседжо, видимо, из тех, у кого юношеский задор заканчивается только вместе с жизнью. И память остается светлой, потому что узнал меня раньше, чем я его.
— Вот так встреча! — весело произнес глава делегации. — Где собирают пошлину за проход, там и ты!
— А ты, как только узнаешь об этом, сразу приплываешь заплатить! — пошутил я в ответ.
— А что мне остается делать?! Венеции не нужны сильные враги! — в тон мне произнес миссер Марко Баседжо и закончил лукаво: — Тем более, родственники нашего дожа Пьетро Градениго.
— Да уж, не повезло ему с родственниками, — сказал я. — Или я ошибаюсь?
— Надеюсь, что на этот раз, в порядке исключения, ты ошибаешься, — заверил меня дипломатичный венецианец.
— С чем вы прибыли ко мне? — перешел я к делу.
— С деловым предложением, — ответил он. — В нашей республике сейчас ситуация складывается так, что мы не можем позволить себе такую дорогую покупку. Однако мы готовы взять маркграфство в аренду на пять лет с правом последующего выкупа.
Что ж, я не против еще пять лет оставаться маркграфом, но не заниматься управлением.
— Через пять лет оно будет стоить дороже, — предупредил я.
— Мы это понимаем, — сказал миссер Марко Баседжо.
Доход, который приносило маркграфство, секретом не был. Венецианцы предложили на десять процентов меньше. Я согласился уступить всего пять.
— Даже это будет очень большая сумма, но так уж и быть, уступлю по-родственному, — сказал я. — В придачу дадите мне гражданство с момента начала аренды, патрицианство с местом в Большом совете и палаццо на проезде от площади Сан-Марко до Сан-Пьетро ди Кастелло.
Беатриче рассказала мне, что это самый престижный район города, один из немногих, вымощенных каменными плитами. В остальных районах в распутицу грязи по колено.
— Гражданство и место в Большом совете — это само собой разумеется, потому что ты женат на внучке дожа, — сразу согласился миссер Марко Баседжо. — А вот на счет палаццо… Они в том районе очень дороги.
— Я его куплю. По разумной цене, конечно. Вычтете из платы за маркграфство, — предложил я.
Цену маркграфства Бодоница и Негропонт определили приблизительную, с учетом того, что через пять лет она все равно изменится. Миссер Марко Баседжо сказал, что отвезет мои условия в Венецию и, если их утвердит Большой совет, то вернется с договором.
— Не ожидал, что мы с тобой договоримся так быстро, — закончил он.
— Два разумных человека всегда быстро договариваются, — поделился я жизненным опытом. — Тем более, что делаем это не впервые.
49
Бригантина получилась очень ходкой. При свежем попутном ветре она в балласте разгоняется узлов до двенадцати. Может, я немного привираю, потому что не уверен, что точно определяю скорость судна. Мне изготовили ручной лаг, состоящий из поплавка, линя с узлами через четырнадцать с половиной метров и вьюшки, на которую он наматывается. Только вот я не был уверен, что между узлами именно четырнадцать с половиной метров. Использовать существующие меры длины я не мог, потому что не знал, как они переводятся в сантиметры. То есть, я помнил, что дюйм — длина верхнего сустава большого пальца — это два с половиной сантиметра, а фут — длина стопы — тридцать с половиной, но еще курсантом проверил и убедился, что у меня сустав длиной три сантиметра, а стопа сорок второго размера, двадцать семь сантиметров. Поэтому взял длину своей стопы, прибавил к ней свой дюйм и получил отрезок в тридцать сантиметров, который и использовал, как эталон. И отсчитывать тридцать секунд приходилось без помощи часов. Знаю, что за секунду произносится слово «двадцать один», и повторяю его тридцать раз. В любом случае бригантина свободно обгоняет галеру, идущую даже на предельной скорости. Я вооружил ее катапультой, поставленной на корме по центру, и двумя станковыми арбалетами, расположенными по бортам. Впрочем, любое из этих орудий можно было легко переставить, поменять местами.
