Впрочем, слово «миллион» венецианцы произносили со скрытой иронией. Для купцов это была не та цифра, которой они привыкли оперировать. Марко Баседжо, который вернулся в Венецию на моей бригантине, по пути рассказал мне, что один их купец побывал в стране, расположенной на восточной окраине земли, где людей миллионы, и даже написал об этом книгу, полную подобных же выдумок. После чего получил кличку Миллион.
— Его не Марко Поло зовут? — поинтересовался я.
— Да, — подтвердил Марко Баседжо. — Ты читал его книгу?
— Конечно, — ответил я. — Но слышал о нем раньше. Наши купцы, которые бывали в тех краях, рассказывали о венецианце, который служил у китайского хана. Людей там действительно миллионы. Их там так много, особенно в городах, что Константинополь в сравнении с ними показался бы маленькой деревушкой.
— Значит, всё, что он описал в книге, правда?! — не поверил Марко Баседжо.
— Не всё, но большая часть, — сказал я.
Хотел добавить, что придет время, когда вся Венеция будет торговать китайскими товарами, но побоялся получить прозвище Два Миллиона.
51
Конец осени и зиму я занимался обустройством дома. Обшил стены панелями из дуба и украсил мозаикой по мотивам подвигов Геракла. Выкладывали мозаику греческие мастера, которым не надо было объяснять, кто такой Геракл. В Венеции стены не расписывают из-за тотальной сырости. Пришлось мне и систему отопления переделать, заменив камины на печи со сложными дымоходами, которые обогревали весь дом. Сделали и новую мебель по моим эскизам. К жене потом долго приходили подруги и с интересом разглядывали буфеты, шкафы, письменные столы, диваны, кресла.
Меня предупредили, что теперь не имею права грабить генуэзцев и других союзников республики Венеция, по крайней мере, открыто. Если кто-то нападет, тогда можно делать с ним всё, что сочту нужным, но если большая часть пиратов — мусульмане, лучше продавать добычу в христианской стране и наоборот. Кстати, когда венецианцы подписывали мирный договор с генуэзцами, каждого капитана заставили поклясться на Библии, что не будет нападать на суда другой стороны. Если я решу заниматься торговлей, мне будут бесплатно оказывать всяческую помощь представители республики¸ если таковые окажутся в порту захода. Сразу перечислили порты, в какие лучше не заходить по разным причинам. В венецианских колониях всегда есть представители банков. Они возьмут местную валюту и выдадут вексель, который можно обналичить в Венеции или любой другой колонии.
Поэтому я решил заняться торговлей. Тем более, что в Венеции это была престижная профессия, а не подлая, как во многих странах Европы. Черное море для меня было закрыто, потому что пролив Босфор контролировали генуэзцы. Во Франции, Англии, Германии и многих других странах могли ограбить, пользуясь отлучением Венецианской республики от церкви. Оставался Ближний Восток и Египет. Я решил сходить в Александрию, посмотреть, как она сейчас выглядит. Тем более, что не был в ней почти семьсот лет и еще через столько же попаду. Хотя возможны варианты. Черт его знает, где меня будет носить следующие семьсот лет?!
Официально навигация начинается в Венецианской республике после весеннего равноденствия. Впрочем, не все ждали эту дату. Многие отправлялись в рейс раньше, надеясь, что первому достанется больше прибыли. Я задержался до Пасхи из-за родов Беатриче. Прошли они легко. Родилась девочка, которой дали имя Томмазина в честь бабушки по матери, урожденной Морозини. Есть женщины, которые размножаются почкованием, то есть, исключительно девками. Видимо, одна из них досталась мне.
Убедившись, что с женой и ребенком все в порядке, вместе с Тегаком, который тоже стал отцом, отправился в рейс. Трюм бригантины набил дорогими товарами, произведенными в Венеции. Заодно вошел в комменды нескольких купцов, причем у двоих был единственным вкладчиком, дав им недостающие две трети капитала. Когда денег много, можно рисковать. Это на последние надо быть предельно осторожным.
Дул попутный северо-западный ветер, баллов пять, так что шли мы со скоростью семь-девять узлов. В одиночку, а не вместе с караваном, который мы догнали на подходе к порту Модона, где они собирались заночевать. Капитан каравана предлагал присоединиться к ним, чтобы иметь защиту, но в мои планы не входило тащиться еще почти три недели. Там, где пойду я, пираты пока не шляются. Сперва проложил курс на западную оконечность острова Крит, а затем взял восточнее, на Александрию. Здесь ветер был слабее, поэтому увидели Александрийский маяк только к концу шестых суток. Точнее, руины маяка. Он развалился во время землетрясения. На его месте построят крепость, в которой я побываю в двадцатом веке на экскурсии. Александрийская бухта сильно заилилась. Суда с большой осадкой с трудом проходили до канала, соединяющего город с рекой Нил. На берегу этого канала у венецианцев была длинная пристань, а рядом с ней — колония, огороженная глинобитной стеной высотой метров пять и двумя угловыми семиметровыми башнями, расположенными по диагонали. Провел судно к пристани венецианский лоцман — пожилой мужчина всего с несколькими зубами в верхней челюсти, из-за чего сильно шамкал, говорил очень невнятно. Но дело знал хорошо.
— А где бочонок вина? — спросил он, когда мы ошвартовались к причалу.
— А зачем он нужен? — поинтересовался я в ответ.
— Для мамелюка-таможенника, — ответил лоцман и пояснил: — Чтобы отнесся благосклонно к грузу, особенно к его количеству и цене.
Я приказал достать из провизионной кладовой бочонок с не самым лучшим вином, которое предназначалось для экипажа. Поставили бочонок в тени у комингса трюмы, на виду.
Мамелюк оказался блондином с явно неазиатским лицом, одетый в белую чалму и просторную накидку, подпоясанную ремнем с золотой пряжкой, на котором висела очень кривая сабля с золотой рукоятью и золоченых внизу ножнах. Таможенник настолько был похож на Тегака, что их можно принять за родных братьев. Самое интересное, что сами они этого не замечали.
— Это мне вино? — первым делом спросил таможенник на плохом венецианском диалекте.
— Да, для тебя, — ответил я на половецком языке, проверяя свою догадку.
Мамелюк понял меня. После небольшой заминки, которая потребовалась ему то ли на то, чтобы справиться с удивлением, то ли для перехода на другой язык, спросил:
— Ты — куман?
— Рус, но среди моих предков были куманы, — соврал я и, показав на Тегака, сказал правду: — А вот он — куман из Болгарии. Вы очень похожи. Может быть, родственники?
Оба посмотрели друг на друга с интересом. Таможенник был постарше лет на пять, так что вполне годился Тегаку в старшие братья.
— Я плохо помню свою семью. Родители умерли, когда мне было лет десять, — сказал мамелюк.
— У меня тоже умерли, когда я был маленьким, — сообщил Тегак.
— Может быть, мы — братья, — с мягкой улыбкой произнес мамелюк и с долей торжественности добавил: — Я приглашаю тебя в гости. Мой дом — твой дом.
