Тана располагалась на левом берегу рукава, который через несколько веков назовут Старый Дон, примерно на месте будущего города Азова. Точнее сказать не могу, потому что все казалось не таким, каким помнил по двадцать первому веку и даже по шестому. В шестом в этих местах были развалины Танаиса, разрушенного гуннами. В четырнадцатом веке стоял небольшой городок, защищенный рвом и стеной высотой метров пять, сложенной из камней и кирпича, и с прямоугольными башнями. Серьезную осаду город не выдержит, но от кочевников, не имеющих осадных орудий, отобьется. Впрочем, все кочевники в этих краях были вассалами Золотой Орды, как и сама Тана. Помню, что арбалетчики из этого городка будут принимать участие в Куликовской битве на стороне монголо-татар. Генуэзцы всегда славились умением присоединиться не к той стороне.
Мы опередили на четыре дня галеры республики, вышедшие из Венеции недели на две с половиной раньше нас. На одной из них приплыл Джованни Кверини. Я видел, как он сошел на деревянную пристань и тупо уставился на городишко Тана. Так смотрит заключенный на тюрьму. Здесь ему придется провести несколько лет. Без семьи, потому что подвергать ее опасности он побоялся. Зато здесь, по большому счету, ничего не надо будет делать. За год сюда побывают всего два венецианских каравана судов. Всё остальное время можно бездельничать. Был бы Джованни Кверини генуэзцем, начал бы писать стихи, но он — венецианец, значит, придется ему что-нибудь подсчитывать. Ворон на деревьях, которых здесь мало, и крепостных стенах, которые не создают чувства безопасности.
Улицы в Тане были узкие и кривые, не мощеные, без канализационных стоков. В рыжеватой пыли валялись свиньи и разгуливали куры. Дома в основном из самана, но попадались и кирпично-каменные и деревянные. Генуэзцы и венецианцы превратили свои кварталы в маленькие крепости, огороженные дополнительными стенами высотой метра четыре с половиной, из-за которых выглядывали верхние части донжонов и шпили католических церквей. В остальных частях города стояло несколько православных церквей и одна мечеть. Русских и татар здесь много жило. Почти все итальянцы имели наложниц, любовниц из местных жительниц. Кстати, русских они называли белыми татарами. Итальянцы были уверены, что все вассалы правителя Золотой орды — татары, но себя почему-то таковыми не считали. Из скромности, наверное. Рядом с городом находилось несколько слобод, заселенных аборигенами — смесью разных племен: русских, татар, половцев, аланов… Они говорили на невероятной мешанине языков, отлично понимая друг друга. Километрах в шести от города был лес. Посещать его в одиночку и даже маленькими группами не рекомендовалось. Там обитали те, кто не хотел работать, подчиняться кому-либо, платить налоги, а предпочитал добывать хлеб насущный разбоем, — в общем, предки донских казаков. Жизнь в Тане была сонная, тягучая. С приходом каравана ненадолго оживала, а потом опять превращалась в болото.
Я быстро распродал приведенные товары. Среди купцов было много русских, в том числе и из Киевского княжества. Передал через них подарок князю Ивану от Ахейской родни. Вот он удивится! Если, конечно, знает, что у него есть родственники на далеком Пелопонесском полуострове. Накупил много мехов, а также медовухи, меда, воска, кож, пеньки, железа в крицах. Напоследок выкупил у татарского бея пленных русских, чуть более полусотни душ. Тана — это в первую очередь рынок рабов. Сюда их сгоняют со всей Золотой орды и прилегающих территорий. Покупают рабов генуэзцы и развозят по всему Средиземноморью. Русские рабы, сакалиба, очень ценятся в мусульманских странах. Мужчин делают гребцами на галерах или превращают в гаремных евнухов, женщин и девочек — наложницами, а мальчиков — мамелюками. Впрочем, возможны были самые разнообразные варианты. Кое-кому даже удавалось устроиться лучше, чем на родине.
Татарский бей, полный круглолицый мужчина с сильной одышкой, сперва заломил за рабов немыслимую цену, но, когда я заговорил с ним на языке, которым овладел, сражаясь вместе с монголами, сразу стал вести себя разумно. В итоге сделал скидку, как оптовому покупателю. Получив от меня серебряные гривны, сразу позабыл о рабах, ускакал за новыми, позабыв развязать старых. Это сделали мои матросы.
— Я вас отпускаю, — сказал я пленным. — Можете идти, куда хотите.
Они смотрели на меня и не верили в собственное счастье.
— Совсем-совсем отпускаешь? — спросил молодой парень, одетый в одну лишь рваную рубаху и босой.
— Совсем-совсем, — насмешливо подтвердил я и посоветовал: — Прибейтесь к какому-нибудь купцу и постарайтесь больше не попадать в плен.
Бывшие рабы сперва с опаской, а потом все смелее разбрелись в разные стороны. На месте остались лишь дюжина детей, мальчиков и девочек в возрасте лет от шести до одиннадцати. Этих я забрал с собой. Станут гражданами Венецианской республики.
Рейс оказался очень прибыльным, но продолжительным и напряженным. У меня не было желания шляться так долго вдали от семьи, а Тегаку такие плавания пока не по плечу. Особенно трудным был участок в Эгейском море, где между островами приходилось темными ночами ложиться в дрейф, чтобы не выскочить на берег. Я решил, что лучше ходить на Александрию, где в полной мере использовалось превосходство бригантины в скорости. При попутном ветре мы добирались за четверо-пятеро суток, а галерам требовалось четыре-пять недель. Если учесть, что груза мы брали примерно одинаковое количество, бригантина приносила такой же доход, как дюжина галер. Когда мне будет скучно на берегу, сделаю рейс, дам отдохнуть Тегаку. Он уже в третий раз стал отцом и переселился из моего дворца в собственный дом.
А я купил поместье на материке. Построил там небольшой, но крепкий замок, в котором жил с семьей с начала весны и до наступления зимы. Вариант русской дачи. Там более здоровый климат. В Венеции сыровато даже для меня, проведшего на воде большую часть жизни.
56
Вторая половина этого года и следующие два прошли для меня и Венецианской республики тихо и спокойно. Следующим летом составили списки тех, кто может быть избранным, то есть патрициев. Я записал своего сына, как Алексанро Градениго. Ему жить в этой республике. Пусть растет полноправным членом ее, потомком дожа.
Еще через год случилось другое знаменательное событие — рождение трех детенышей у пары львов, которых подарил король Сицилии. Они жили в большой клетке во Дворце дожей. По такому случаю возле клетки собралась вся Венеция. Пришли даже слепые нищие, прозрев на несколько минут. Я со своим семейством тоже отдал дань любопытству. Беатриче настояла. Поскольку она находилась в интересном положении, у меня не хватило сил отказать жене. Подозреваю, что пришли мы во Дворец дожей потому, что Беатриче надо было похвастать новым платьем, сшитым по последней моде — с прорезями на боках и рукавах, в которые была видна нижняя туника другого цвета. Львята были похожи на котят, разве что очень больших. Они сосредоточенно питались, перебирая передними лапами. Львица лежала на левом боку у дальней решетки большой клетки, тепло поглядывала на сосущих ее молоко львят и, казалось, не замечала толпу зевак. Зато лев раздраженно ходил по клетке, резко махая хвостом. Грива у него была в колтунах. Оказывается, и у львов самцы не бывают чистыми сами по себе, а самке в последнее время было не до него. Время от времени лев останавливался и давал понять, что ему не нравятся столпившиеся у клетки. Поскольку у самца струя назад, люди не понимали его намеки, только стряхивали непонятно откуда взявшиеся капли и морщились от не самого приятного аромата. Рождение львят горожане сочли хорошим предзнаменованием. Они не подозревали, какой еще подарок преподнесет им король Сицилии.
