Парень распахнул перед нами дверь, и мы вошли в огромную
комнату с двумя стрельчатыми окнами. Три стены комнаты были заняты книжными
полками от пола до самого потолка. Я пробежалась взглядом по корешкам книг и не
сразу обратила внимание на хозяина: он сидел в кресле рядом с журнальным
столом, заваленным газетами. На столе горела лампа: несмотря на время суток, в
библиотеке было темно, по крайней мере для того, чтобы читать.
— Добрый день, Алексей Петрович, — сказал Кирилл.
Парень как-то незаметно исчез, а я, вспомнив инструкции, села в кресло,
закинула ногу на ногу и закурила, не глядя на предполагаемого мужа. Зато он
смотрел на меня очень пристально.
Я здорово нервничала, боясь, что он заметил, как у меня
дрожат руки, дважды чиркнула зажигалкой без всякого толку и с остервенением
запустила ею в стену напротив.
— Черт…
— Здравствуй, Полли, — сказал Алексей Петрович.
Голос звучал тихо, в нем слышались странные просительные интонации. Он помедлил
и добавил виновато:
— Извини, что не вышел тебя встречать.
— Как-нибудь переживу, — огрызнулась я, Он
замолчал, по-прежнему приглядываясь, а я возвысила голос:
— Кто-нибудь даст мне наконец прикурить?
Кирилл Сергеевич торопливо чиркнул зажигалкой, а потом
отошел к окну и замер спиной к нам.
— Я очень рад, что ты вернулась, дорогая, — сказал
Алексей Петрович.
— В самом деле? А вот я не очень. Меня тошнит от этого
дома. Вроде бы я уже говорила об этом? Нет? Так вот: меня тошнит от этого дома,
и я ничуть не рада, что вернулась. Но раз уж мне все-таки пришлось вернуться, я
рассчитываю на то, что меня оставят в покое… — Я поднялась с намерением
покинуть библиотеку, Алексей Петрович попытался приподняться в кресле,
вскрикнул:
«Полли» — и вдруг рухнул на пол. Кирилл бросился к нему, а я
замерла с открытым ртом, потому что только сейчас сообразила: человек, сидящий
в кресле с закутанными в плед ногами, был инвалидом и не мог передвигаться без
посторонней помощи. Кирилл Сергеевич усадил его в кресло, поправил плед на
коленях и сказал тихо: . , —Успокойся, Алексей, прошу тебя. Она здесь, это
главное, поверь, все образуется…
— В самом деле, к чему такие волнения? — сказала
я, плюхнувшись обратно в кресло и изо всех сил стараясь скрыть охватившее меня
замешательство. — В этом доме найдется выпить? — спросила я.
Выпивка была необходима для того, чтобы справиться. с
волнением, а главное — выиграть время. Кирилл Сергеевич подошел к резному
столику в глубине библиотеки, на котором стояли несколько бутылок, налил
коньяка в два стакана, вопросительно посмотрел на Алексея Петровича — тот
покачал головой, и Кирилл направился ко мне, на некоторое время заслонив собой
моего предполагаемого мужа. Воспользовавшись этим, я одарила своего сообщника
таким взглядом, что он поспешно отвел глаза и даже не рискнул приблизиться
вплотную, протянул коньяк и отступил.
— Ты хорошо выглядишь, — сказал Алексей Петрович,
по-прежнему пристально глядя на меня. — Гораздо лучше, чем перед отъездом.
Путешествие пошло тебе на пользу.
— Мне обязательно выслушивать всякие глупости или я
могу пойти к себе и отдохнуть? — скривила я губы.
— Извини, я должен был подумать об этом. — Алексей
Петрович попытался приподняться, Кирилл ухватил его за плечо, сдерживая порыв,
а он попросил:
— Пожалуйста, подойди ко мне.
Я поднялась и нерешительно замерла возле кресла. Кирилл,
настороженно следя за мной, едва заметно кивнул, и я сделала шаг, потом второй…
В конце концов, мне ничего не оставалось, как подойти к нему, хотя это и не
входило в мои планы. Сердце учащенно забилось, а я вдруг подумала испуганно:
«Он все понял». Сейчас я выйду на свет, падающий от окна, и он убедится в
подмене…
«Ну и черт с ним, — решила я неожиданно зло. —
Пусть Кирилл объясняет, что это за дурацкий маскарад. Мне он точно не по душе».
Теперь я стояла вплотную к креслу. Алексей Петрович взял мою
руку, при этом глядя мне в глаза, легонько сжал ее, а потом поцеловал.
— Я очень рад, что ты вернулась… может быть… может
быть, пообедаем вместе? Как в старые добрые времена? — собрался он с
силами.
— Посмотрим, — нахмурилась я, освобождая руку, и
торопливо зашагала к двери. Меня слегка покачивало, и я всерьез опасалась
упасть в обморок, но библиотеку все же покинула благополучно и смогла перевести
дух.
Кирилл остался с Алексеем Петровичем, а я огляделась:
длинный мрачный коридор был пуст. Постояв с минуту и успокоившись, я
попробовала сориентироваться и отправилась коридором в левую башню, где
находилась моя предполагаемая комната.
В доме было до того тихо, что шаги звучали так, точно
двигалась я не в жилом помещении, а в огромном погребе. «У моего муженька не
все дома, — решила я к концу пути. — Надо быть психом, чтобы
построить этот замок, и трижды психом, чтобы в нем жить».
В комнату вела двустворчатая дубовая дверь. Я распахнула ее,
вошла в просторное помещение без углов с тремя узкими окнами, забранными
решетками, и присвистнула. Комната была битком набита дорогой испанской
мебелью: огромная кровать с розовым балдахином, комод с круглыми блестящими
боками, бюро у окна с роскошным позолоченным подсвечником, зеркало в черной
резной раме, две тахты на гнутых ножках, пяток стульев в стиле ампир, тяжелые
портьеры цвета спелой сливы и серо-голубой ковер на полу. Несмотря на огромные
деньги, вложенные во все это добро, комната выглядела тюремной камерой. Дело
было даже не в решетках на окнах, а в общем духе комнаты — мрачном и вызывающем
стойкое неприятие. Плотно закрыв дверь, я прошла и внимательно все осмотрела:
ни одной книги, журнала или клочка газеты. В бюро стопка бумаг и дорогой
офисный набор. Ни записной книжки, ни писем, ни открытки к празднику, никаких
фотографий, милых безделушек и прочей чепухи, которыми всегда полны комнаты
женщин, к тому же богатых женщин — а Полина, безусловно, была одной из них.
Я открыла дверь слева и оказалась в гардеробной: десяток
платьев, две шубы в чехлах, шляпные коробки, на полке внизу туфли разных
цветов. Туфли совершенно новые, такое впечатление, что их ни разу не надевали.
А вот платья носили, это было заметно, хоть и содержались они в безупречном
виде.
