— Сделаем круг, — объяснил лениво, — и домой.
Как раз по времени получится.
Ближе к реке дома в основном были деревянные, двухэтажные,
реже вовсе в один этаж. Покосившиеся заборы, собаки, заливисто оповещавшие о
себе из-под каждой подворотни, ленивые коты на крылечках. Я наблюдала в окно за
чужой жизнью, заглядывая в калитки, точно в замочную скважину, а думала о
своем.
— Ты когда пакет отдашь? — нерешительно спросил
Андрей, косясь на меня.
— А когда надо?
— Завтра — крайний срок…
— Значит, завтра и отдам. — Я кивнула, а Андрей
посмотрел недоверчиво и тоже кивнул. Кашлянул и сказал, как видно, желая
сменить тему:
— Вот ведь Гарлем, скажи, а?
— Да, улица выглядит нерадостно.
— Какая уж тут радость — воду с колонки таскать. В
некоторых домах до сих пор печки топят. Дикость… — Он покачал головой в крайнем
возмущении. — Двадцать минут ходьбы от центра, а точно в глуши какой…
— Да здесь почти никого не осталось, — решила я
его утешить. — Организации да стоянки… или просто руины. Половина домов
уже нежилые.
— Сашка говорит, снесут их скоро, вон его дом, видишь,
зеленый?
— Какой Сашка? — не поняла я.
— Кашин, ну, охранник.
— Так он здесь живет?
— Живет. Прикинь, тачку купил за двадцать штук баксов,
а живет в таком сарае. Совсем ума нет…
— Да уж, — не могла я не согласиться, глядя на
покосившуюся развалюху. — За двадцать тысяч мог бы квартиру купить.
— А я про что? Так ведь дурак, на шикарной тачке катит,
а в сортир во двор бегает. Урод…
— А у тебя квартира есть? — проявила я интерес, уж
очень близко к сердцу он принимал чужую глупость.
— Есть. Все у меня есть.
— Счастливый ты парень, — позавидовала я. Мы
поднялись в гору, такую крутую, что даже «Форд» с трудом справился с подъемом,
и очень скоро вновь оказались на одной из центральных улиц.
— Едем домой, — сказала я.
Ворота открылись после нашего сигнала, мы въехали во двор, я
вышла из машины и торопливо поднялась к себе. Сейчас мне меньше всего хотелось
встретиться с кем-нибудь из сладкой парочки: притворство никогда не было моей
сильной чертой, и я всерьез опасалась, что Кирилл очень быстро поймет, что я
узнала что-то лишнее.
Может, поэтому я сразу отправилась в ванную, с намерением
оттянуть время возможного свидания и привести нервы в порядок. Я стояла под
душем, подставив лицо теплым струям, и пыталась убедить себя в том, что все не
так плохо. Мне это почти удалось. Я остервенело растирала себя губкой и даже
пробовала петь.
Дальше получилось вот что: я выронила мыло, наклонилась,
чтобы его достать, стала поворачиваться, умудрилась наступить на скользкий
брусочек, потеряла равновесие и грохнулась на мраморный пол. Голова пришла в
соприкосновение с твердой поверхностью, кажется, даже звон раздался, а я
взвыла, потому что было это весьма неприятно. Меня затошнило от боли, и очень
возможно, что я лишилась бы сознания, но на лицо лилась вода, не позволяя
отключиться.
— Здорово, — хмыкнула я, как только боль
понемножку отпустила. — Язык мой, враг мой. Стоило сегодня соврать, что я
упала, — и вот, пожалуйста. К ушибу руки хорошенькое сотрясение мозга.
Я чуть было не заревела от жалости к себе, но вместо этого
легла на бок и, вытянув руку, наблюдала, как с пальцев крохотным водопадом
сбегает вода. Лежала я так минут пять, не меньше, до тех самых пор, пока
кое-что не привлекло мое внимание. «Кое-что» было одной из плиток на стене, во
втором от пола ряду.
Плитка чуть-чуть выдавалась вперед. Сначала я просто
пялилась на нее, без всяких мыслей, потом села и пощупала ее рукой, а тщательно
осмотрев, очень шустро вскочила на ноги, даже про недавнюю травму забыла, и
кинулась за пилкой для ногтей. Аккуратно подцепила пилкой мраморный
прямоугольник, и он легко выдвинулся. Сомнений не было — это тайник.
Тайник представлял собой небольшое углубление величиной с
отделочную плитку. В нем виднелась часть трубы, запаянная на конце. Как видно,
первоначальный проект изменили и трубу заварили за ненадобностью. Надо
признать, тайник идеальный. Мне никогда бы не пришло в голову что-либо искать в
ванной, тем более в этом месте. Скорее всего человек, устроивший тайник, как и
я, наткнулся на него случайно.
В углублении лежал большой плотный конверт. Я извлекла его,
вставила плитку на место и, накинув халат, вернулась в комнату. В конверте
находились паспорт, доллары, какие-то бумаги, две фотографии и ключи на
металлическом колечке. Я начала осмотр с фотографий, они первыми попались на
глаза. Молодая женщина с пышными светлыми волосами и короткой челкой обнимала
мужчину, задорно хохоча. Лицо мужчины скрывала тень, к тому же на фотографии он
был запечатлен в профиль: длинные волосы, зачесанные назад, крупные черты лица.
Его я никогда раньше не видела, а вот лицо женщины было знакомо: именно ее
портрет висел в одной из комнат в башне.
Вторая фотография заинтересовала меня много больше: опять та
же пара (как нарочно, мужчина на этот раз приник к плечу женщины, она его
обняла, и его лицо почти полностью закрыл ее локоть), а слева от женщины —
широко улыбающийся Алексей Петрович. В его исконный облик были внесены
существенные изменения: кто-то пририсовал ему фломастером рожки, снабдил
хвостом, кисточка которого свисала над ухом, обвел лицо кружком и написал
сверху: «Иуда». На обратной стороне была проставлена дата — если верить ей,
снимок сделан пять лет назад. Я отодвинула фотографии и открыла паспорт.
Ефимцева Полина Васильевна. Фото все той же женщины с портрета. Ни прописки, ни
свидетельства о браке.
Бумаги представляли собой купчую на дом: одиннадцать месяцев
назад его приобрела все та же Полина Васильевна. Пачка долларов была стянута
резинкой, я быстро пересчитала банкноты: десять тысяч. Неплохой тайничок.
Осталось только решить, что со всем этим делать? Пока я, покусывая губы,
пялилась в стену перед собой, кое-что. пришло мне в голову. Я извлекла из
секретера листок бумаги с описанием женщины на портрете, встала перед зеркалом
и для пущей убедительности принялась читать вслух:
— Блондинка, длинные пышные волосы с короткой челкой,
высокие скулы, тонкий нос, большой рот с пухлыми губами.
