— Деньги нужны. Я ведь собралась сюда перебираться, да
и перегонять машину в такую даль смысла нет.
— Это точно.
Она убрала мой чемодан в багажник и открыла передние двери.
Мы сели, пристегнулись и женщина завела машину.
— А я маме билеты заказывала, — ни с того ни с
сего сообщила она. — Мама у меня на юг собралась, в Сочи. Говорит, в мае
народу поменьше, купаться она не любит, а загорать в самый раз. — Я
кивнула, не зная, что ответить на это. — Меня Светланой зовут, —
вдруг спохватилась женщина.
— А меня Наташей, — представилась я и добавила:
— Очень приятно.
Она лихо вырулила со стоянки и на весьма приличной скорости
покинула Вокзальную площадь.
— Значит, вас на разведку послали? — через минуту
поинтересовалась она. — Устроитесь, а там и семейство переберется?
Говорят, в Душанбе неспокойно, русские уезжают.
— Неспокойно, — вздохнула я. — Только все мое
семейство — это я.
— Как так? А родители?
— Отца я с пяти лет не видела, даже не знаю, где он.
Мама умерла, когда я еще в школе училась. Вот бабушка и забрала меня в Душанбе.
Она там во время войны оказалась, в эвакуации, дед погиб, родни ни там, ни
здесь, вот бабуля и решила не покидать насиженное место. А мама здесь училась и
замуж вышла, потом я родилась…
— А что с бабушкой? Умерла?
— Да. Этой зимой, — кивнула я и отвернулась. Я
предпочла бы молча смотреть в окно, но получилось бы неприлично: Светлана
вернула мне сумку, любезно предложила подвезти, так что хочешь не хочешь, а
разговор поддерживать надо.
— А по специальности вы кто? — продолжала
любопытствовать моя спутница.
— В Душанбе работала в аэропорту в таможне.
— Образование высшее?
— Да. Я в Ленинграде училась.
— А чего там не остались?
— Не знаю, — пожала я плечами. — Прежде всего
из-за бабушки. Она никуда уезжать не хотела, а одну ее не оставишь.
— Но теперь, когда ее нет…
— Мне всегда хотелось сюда вернуться, — уклончиво
ответила я, надеясь, что больше мне ничего не придется объяснять. Это был город
моего детства, он казался мне необыкновенно красивым, солнечным, светлым, и
было такое чувство, что только здесь меня непременно поджидает счастье.
— А вы знаете, у меня друг — начальник на местной
таможне. Если хотите, я с ним поговорю…
— Правда? — не поверила я.
— Конечно. Обещать ничего не могу, с работой сейчас
сами знаете как, но если будет возможность…
— Спасибо вам, — торопливо поблагодарила я и
всерьез подумала: «Может вправду мне здесь повезет? По-настоящему?»
— Подождите спасибо говорить, — засмеялась
Светлана. — Я еще ничего не сделала. К тому же приятель мой — тот еще тип,
работать с ним не сладко…
— Я работы не боюсь, — заверила я. — А
начальство хорошим не бывает, на то оно и начальство, чтобы было кого добрым
словом поминать.
— Это точно, — согласилась она, объехала маленький
круглый сквер с клумбой в центре и притормозила, а я с волнением узнала
гостиницу «Заря». За двенадцать лет здание ничуть не изменилось, даже стены
были выкрашены в тот же блекло-зеленый цвет, и мокрые подтеки на фасаде тоже
как будто остались с прежних времен. — Ну вот, — сказала
Светлана. — Надеюсь, с номером проблем не будет.
— Не будет, — я торопливо кивнула. — Я уже
звонила…
— Что ж, тогда всего доброго. — Она помогла мне
достать чемодан, а потом, вернувшись в машину, записала на листке бумаги номер
телефона. — Вот. Позвоните мне, я почти всегда дома. Я художница, мне ваше
лицо понравилось, очень бы хотелось его нарисовать.
— Спасибо, — должно быть, в сотый раз за двадцать
минут сказала я, помахала рукой и стала подниматься по лестнице, слыша, как за
моей спиной заработал мотор «Опеля». Я еще раз оглянулась, и Света, выезжая со
стоянки, помахала мне в ответ. Вместо безграничной признательности я вдруг
почувствовала странное облегчение и самой себе попеняла: "Бабушка была
права, ты дичаешь: поговоришь с человеком несколько минут и уже норовишь
поглубже в нору забиться.
Дремучий ты человек, Наташка". Дремучий или нет, но в
обществе я в самом деле не очень нуждалась, на работе было шумно, людно,
постоянное напряжение, оттого дома хотелось тишины и одиночества. Ситуация в
Душанбе в последние годы к поздним прогулкам по городу не располагала, общение
с друзьями в основном сводилось к болтовне по телефону…
Холл гостиницы выглядел пустынно, в углу, возле окна, сидели
двое мужчин в форме летчиков, возле газетного лотка стояли женщины, что-то
разглядывая, а администратор за стойкой откровенно скучала. Может, поэтому мне
она обрадовалась и, пока я заполняла бланк, приветливо улыбалась.
Я получила одноместный номер на третьем этаже. Помнится,
когда-то эта гостиница считалась лучшей в городе, по фасаду вечерами вспыхивала
неоновая надпись «Интурист», но, как видно, все это осталось в прошлом. Номер,
в котором я оказалась через несколько минут, наводил на мысль не об интуристах,
а о тщете всего сущего… Обои на стенах давно выцвели и лишились первоначального
рисунка, остались только нелепые разводы коричневого цвета, коврик на полу
протерся до дыр. Стандартный набор мебели: кровать с розовым покрывалом,
кресло, стол, шаткая тумбочка, а на ней цветной «Рекорд», по виду мой ровесник.
Кран в ванной подтекал, вместо туалетной бумаги —
старательно нарезанные кем-то листы «для заметок».
— Чудеса, — покачала я головой, глядя на это
достижение гостиничного сервиса, и добавила громко:
— Ты ведь и не надеялась, что тебя здесь ждут все блага
земные и принц-красавец на белом коне в придачу.
Насвистывая, я включила горячую воду и, пока ванна наполнялась,
разобрала вещи. Вешалок в шкафу оказалось только три, и это неожиданно
развеселило.
Чемодан опустел, а гостиничный номер моими стараниями
приобрел более-менее жилой вид.
Минут пятнадцать я блаженствовала в ванной, затем, посетив
гладильную комнату, облачилась в свой лучший костюм, наспех перекусила в
ближайшем кафе и отправилась бродить по городу. Он показался мне необыкновенно
красивым, на душе было легко, хотелось беспричинно смеяться. Вернулась я
поздно, когда на улицах почти не осталось прохожих, а пустые троллейбусы
проносились мимо, торопясь к конечной остановке.
