– За это и выпьем, – заключает Эна. – И за ваш Правый берег. Трудно пришлось бедняге, но в конце концов ему повезло.
3. Зеленая дымка
Состав и пропорции:
водка – 50 мл;
ликер «Triple Sec» – 25 мл;
ликер «Blue Curaçao» – 25 мл;
лимонад; лед.
Бокал «хайбол» наполовину заполнить кубиками льда. Налить водку и ликеры. Долить лимонадом до верха и перемешать. Украсить долькой лимона или апельсина.
Сабина
Проснувшись, Сабина первым делом смотрит на свою левую руку, как будто привыкла носить часы. Но на ее левой руке не часы, а татуировка, змейкой обвившаяся вокруг запястья: короткая фраза на непонятном, не факт, что вообще существующем языке: «Атрэ хэоста». Смысла фразы Сабина не понимает, но откуда-то знает – помнит? придумала? ей приснилось? – что «хэ» звучит как шелест сухой травы на ветру, а гласные нарочито, почти неестественно долгие, из-за этого фраза звучит как заклинание, не настоящее, а из детского фильма-сказки. Гарри Поттер вполне мог так кого-нибудь заклинать.
Каждое утро Сабина смотрит на свою татуировку, иногда вспоминает про Гарри Поттера, и ей становится смешно. Может быть, – весело думает Сабина, по-турецки усаживаясь в постели – смысл заклинания именно в этом: чтобы меня по утрам смешить. Но в чем бы ни заключался смысл заклинания, перед тем как встать, Сабина обязательно произносит вслух: «Атрэ хэоста», – со всеми положенными вздохами и распевами. Она помнит, что произносить смешное заклинание обязательно надо вслух, но не помнит, почему. Но это нормально. Сабина вообще мало что помнит. Она давно привыкла жить почти без памяти о себе, как глухие живут без звуков, и ничего, как-то ориентируются в окружающем мире, чувствуют, угадывают, читают по губам. Самообладание, невозмутимость, хорошо поставленное дыхание, полный контроль над мимикой и поведением, и никто в жизни не догадается, что ты помнишь хорошо если четверть совсем недавних событий и примерно сотую долю давних, да и то без особой уверенности – может, было, а может, пригрезилось; впрочем, особой разницы нет.
Наконец Сабина встает, идет на кухню, нажимает кнопку кофейной машины, теперь ее очередь читать заклинание: «Фыр-фыр-фыр». Фыр-фыр-фыр! – передразнивает машину Сабина по дороге в душ. – Воскрешающее заклинание «фыр-фыр-фыр», еще и посильней моего «атрэ хэоста», – веселится Сабина, откручивая кран, сбрасывая халат, да так и застывает – голая, одна нога в душевой кабинке, вторая еще снаружи. На колено льется уже нагревшаяся, даже чересчур горячая вода, но Сабина этого не замечает, она сейчас вообще ничего не чувствует, только повторяет почти беззвучно: «атрэ хэоста, атрэ хэоста». И даже не вспоминает, скорее заново понимает, для чего нужна эта формула, зачем она написана на руке, что делает с человеком, и почему эти два слова, что бы с тобой ни случилось, обязательно надо произносить по утрам.
Впрочем, уже секунду спустя Сабина ставит в душевую кабинку вторую ногу и крутит кран, чтобы отрегулировать температуру воды. Благо ни к внезапно нахлынувшим воспоминаниям, ни к провалам в памяти ей не привыкать.
Ну надо же, – думает Сабина, стоя под уже не слишком, а в меру горячим душем, – значит, когда мне казалось, что я уже очень долго живу, мне не казалось! Ни хрена мне не казалось. Так все и есть.
Интересные дела, – думает Сабина, мокрая, завернутая в огромное полотенце, сидя в кресле, с чашкой кофе в руках. – Это я, значит, каждое утро произношу какое-то хитроумное заклинание, позволяющее продлить жизнь тела. Уже… мама дорогая, черт его знает, сколько. Двести? Триста? Четыреста лет? И как-то до сих пор не спалилась. Вот интересно, почему? И кстати, откуда я его знаю? Кто я вообще такая? Сумасшедшую дуру отбрасываем, во-первых, самая очевидная и поэтому скучная версия, а во-вторых, сумасшедшие дуры обычно так хорошо не устраиваются. Ну и кто я такая, черт побери?
Кара, Ханна-Лора
– До смешного доходит, – сказала Кара и в сердцах пнула попавший под ногу камешек так, что он улетел на другую сторону улицы; счастье, что по башке кому-нибудь не угодил. – Нет, правда, не припомню такого. Ищу ее – сколько? уже два месяца?..
Ханна-Лора кивнула:
– Ну да, примерно. Впервые я о ней от тебя услышала в начале октября.
– В городе, который знаю, как собственные ладони! – подхватила Кара. – И не встретила до сих пор. Я ей даже записку оставила в кофейне, где она иногда сидит. Нет, ну а что было делать? Не караулить же там круглосуточно. По словам хозяев, она к ним примерно с сентября заходит то раз, то дважды в неделю, то вообще чуть ли не каждый день. Обычно просто пьет кофе, но пару раз задерживалась надолго, гадала всем желающим по Книге Перемен. Кто такая, откуда, никто понятия не имеет; то есть я пока не нашла никого, кто был бы с нею не шапочно, а более-менее близко знаком. Известно только имя – Сабина. По крайней мере, так она представляется, если спросить. Хозяин кофейни уверен, она художница. Эдо, кстати, то же самое говорил, но подозреваю, они оба так решили только потому, что у нее волосы покрашены в радугу и куртка краской заляпана; мужики, что они вообще понимают! Разноцветные пятна краски сейчас часто – просто декоративный элемент. По поводу возраста все путаются в показаниях, дают ей от тридцати до пятидесяти; ну, это нормально, люди Другой Стороны чужой возраст обычно плохо распознают. Выглядит загорелой, словно каждый день часами на пляже валяется; но может, просто кожа смуглая, как у меня и других потомственных северян? Говорит на нескольких языках, включая литовский, русский и польский, причем хорошо говорит, без акцента, во время гадания сложные вещи легко объясняет, но иногда не понимает простейших фраз. В общем, странная девочка, все, как мы любим. Но она не спешит устремиться навстречу нашей любви! Ты меня знаешь, я обычно везучая. Но только не с ней. Решила, ладно, оставлю записку, может согласится мне погадать. Написала что-то вроде: «У меня сейчас сложный период в жизни, друзья рассказали, как вы гадаете, мечтаю встретиться, буду благодарна», – и номер телефона.
– Не позвонила, конечно? – усмехнулась Ханна-Лора.
– Конечно. Зато написала ответ. И это, моя дорогая, натурально контрольный выстрел. Вот, полюбуйся, какая красота.
Кара достала из внутреннего кармана пальто бумажник, а из него – салфетку, на которой было написано по-русски, но почему-то латиницей: «Vam ne nado. Vy sami sebe Kanon Peremen», – и нарисовано несколько изящных закорючек. С точки зрения любого непосвященного – просто узор. Но если знать Старый Жреческий, вполне можно распознать в этом узоре фразу «Ищущий да не обретет», своего рода защитное заклинание, которое вырезали на подошвах ботинок, когда хотели уйти от погони или просто бесследно пропасть.
– Ого! – присвистнула Ханна-Лора.
– Вот именно.
– Считай, чистосердечное признание. Наша девочка. С Этой Стороны.
– Эдо говорил, она ему в Берлине гадала, – заметила Кара. – А теперь объявилась здесь. Значит, уехала за пределы Граничного города, откуда бы изначально ни была. И память утратила. Но Старый Жреческий, получается, помнит. Не только приветствие, которое Эдо от нее услышал, но и настоящие рабочие формулы. Ну и дела.
