— Ты хочешь прямо сейчас на него перекинуться? — поинтересовалась Юля. — Вот прям по дороге?
— Да ну тебя, Пчелкина. Я с тобой как с подругой делюсь. А ты все язвишь.
— Так тебя оружие возбуждает, Скворцова? — Юля уже не могла остановиться. — У военрука автоматы, как их, Калашникова, есть. Загляни к нему.
— Ну ты и свинья, — вздохнула Римма.
Юлю понять было можно. Ей хотелось идти рядом с Георгием, лучше за ручку, но Римма этого ей позволить никак не могла. Вцепилась в нее мертвой хваткой. И Георгию тоже хотелось идти рядом Юлей, его принцессой, а приходилось говорить с Семёркиным и Чуевым, до которых ему не было дела.
— Вы идете, Никита, как будто у вас компас в голове, — томно вздохнула полноватая, но очень привлекательная Римма. — И часто вы в эту сторожку заглядывали прежде? Когда учились? В «домик любви»?
Чуев покачал головой: мол, началось! Скворцова вышла на тропу войны! Георгий тут же приблизился к своей принцессе и прихватил ее за руку. Она благодарно сжала в ответ его пальцы. Никита Семеркин чуть покраснел и голосом старшего товарища ответил:
— Да уж бывал! — и тут же, дабы не показаться чрезмерным развратником, добавил: — Как и все другие, Риммочка!
И услышал томный вздох второкурсницы:
— Здорово!
Домик они увидели сразу все — он стоять чуть поодаль от лесной тропинки.
— Надо бы окликнуть их, — посоветовала Юля. — А то неудобно получится.
— Правильно, — согласился Никита Семеркин. — Георгий — окликни их.
— А почему я? — пожал плечами Малышев, ему было неприятно, что им командуют. — У тебя голос, что ли, пропал?
— Тут я отдаю приказы, — напомнил ему Семеркин.
— Я окликну, — опередив новую реплику Георгия, сказала Юля и звонко выпалила: — Жанна! Руслан! Мы идем к вам! Слышите? С нами Венедикт Венедиктович! Если вы голые, оденьтесь! Если чем-то заняты, советую прерваться! Сделайте передышку!
Ребята засмеялись. Ответа не было. Они подходили все ближе.
— Руслан! Жанна! — грозным тоном на этот раз закричал Семеркин. — Вы здесь?! Это не шутки! Отвечайте!
— Вот черт! — вдруг вырвалось у Георгия, и он рванул в сторону крыльца.
Одновременно с ним то же самое увидел и Чуев. А за ним и Юля. Они бросились туда. Предпоследним был Никита Семеркин. И только Римма Скворцова, не снимая солнцезащитных очков, развела руками:
— Да вы что, ребята? Куда вы?
Георгий подбежал первым. У порога лежал Руслан. Его темя было в крови. Светлые волосы спутались и запеклись в буром месиве.
— Боже! Боже! Боже! — повторяла подоспевшая Юля. — Неужели мертв?
— Не знаю, — пробормотал Георгий Малышев.
По голове Руслана, по запекшейся крови, что было особенно мерзко, ползали насекомые.
— Надо его перевернуть, — сказала Юля. — Только осторожно.
За их спинами уже тяжело дышал Чуев. Они аккуратно перевернули его на спину. Лицо Руслана было сплошь в запекшихся кровоподтеках.
— Мать моя родная! — вырвалось у гиганта Чуева. — Да как же это? Руська…
— Эт-то хуже, чем я д-думал, — осипшим голосом, заикаясь, пролепетал аспирант Семеркин. — Профессору эт-то не понравится.
— Это уж точно, — согласился обалдевший Чуев. — Венедикт будет в ауте.
Последней подоспела Римма и тут же истошно закричала:
— Убили! Мама! Убили! — В порыве она закрыла лицо руками. — Руслана убили!
— Заткнись, дура! — сморщился от ее вопля Чуев. — Юлька, забери ее!
Крик Скворцовой и заставил Руслана очнуться. Только прежде его веки долго и конвульсивно вздрагивали.
— Смотрите, смотрите! — воскликнул Георгий.
Руслан открыл глаза, но вряд ли что мог понять.
— Живой! Живой! — радостно закричала Юля. — Он живой!
Все согнулись над ним и затихли. Только тяжело всхлипывала за спинами товарищей Римма.
— Пить, — едва слышно пролепетал Руслан, от спекшейся крови и недостатка влаги губы едва шевелились. Наконец его взгляд сфокусировался на лицах товарищей. — Пить, ребята…
Чуев вырвал из походной сумки флягу, сорвал крышку и приложил горлышко к губам раненого. Руслан глотал жадно, но сил у него оставалось мало. Много часов пролежать на земле с тяжелейшей раной не шутка. Переглянувшись, Никита Семеркин и Георгий Малышев влетели в охотничий домик. Аспирант уже выхватил свой газовый пистолет.
— Кто тебя так? — спросила Юля. — Кто это сделал, Руслан?
— Я не знаю, — едва сумел проговорил он. — Я не помню…
— А где Жанна?
— Кто? — Его лицо исказилось непониманием.
Он и впрямь едва соображал. Почти сразу же Семеркин и Малышев вышли из домика.
— Ну?! — спросила Юля.
Тот же вопрос читался и в глазах Чуева. Римма была близка к обмороку, но никак не падала. Только пошатывалась и поскуливала.
— Жанны там нет, — замотал головой Георгий.
— Не-а, — подтвердил его слова Семеркин.
— А где же она? — спросила Юля.
— Это нам предстоит выяснить, — ответил Георгий. — Вот что, вы сидите здесь, а мы с Никитой обойдем дом.
Они обошли «домик любви» и вернулись.
— Никого, — сказал Малышев.
— Мы обойдем дом метров на сто, — сказал Никита Семеркин. — И вернемся.
— Вначале надо позвонить в лагерь, — посоветовал Малышев. — Что сейчас там начнется, даже подумать страшно…
— Это сделаю я, — согласился с ним аспирант Семеркин, набрал номер профессора Турчанинова и сказал тяжелые, но правдивые слова: — Венедикт Венедиктович, это Семеркин. Нет, все плохо. Руслан Баранников едва жив, голова разбита, думали, что мертв. Ничего не соображает. Может, с крыши упал, я не знаю. Но Жанна Садовникова пропала. Нет нигде. Я не шучу, Венедикт Венедиктович, да, и не пьян. Собирайте команду, берите носилки, санитара — и к нам. Ждем. Да, и позвоните в полицию. Лучше это сделать вам. — Он приземлился на порожек дома. — Я согласен, это кошмар, и ужас, и катастрофа, — кивал он. — Пока не надо полицию? Несчастный случай… Ладно, ждем, — повторил он и, дав отбой, взглянул на товарищей: — Может, и впрямь несчастный случай? Надо Садовникову найти.
— Пошли Жанну искать, — бросил Георгий.
Их крики: «Жанна! Садовникова!» — то приближались, то удалялись. Юля к этому времени омыла лицо Руслана от крови и очень осторожно — голову. Она была разбита, но кость, кажется, осталась цела. Семеркин и Малышев вернулись ни с чем. Все ждали подмоги. К Руслану лишний раз не приставали.
— Слушай, — спросила у нового друга Юля, — ты Жанну хорошо знал?
