— Допрашивать, в смысле, в камере?
— Именно.
— И бить будете? Пугать там? — Он махнул еще четверть стакана. — Фу! — Выдохнул и сморщился что есть силы. — Пытать? — сипло спросил он. — Иголки там под ногти? — Хозяин дома бросил в рот еще кусок огурца. — Электричеством?
— Да как вам сказать. Если придется. Вернемся к нашему вопросу. Где был в тот вечер ваш друг Чаргин? В день смерти Колосовой?
— Мы втроем были, — он щелкнул себя по шее, — выпивали мы. — Тимофей медленно и сочно разжевывал огурец. — Тыщу раз говорил!
— Вы говорите так только по одной причине.
— По какой?
— Если Чаргин виновен, то вы пойдете как соучастник. Поэтому у вас одна надежда — держаться старой версии, что вы бухали и знать ничего не знали.
— Но мы и впрямь тогда бухали! Молоды ж были, упивались до смерти! У нас в Раздорном все до смерти упивались и упиваются. Честное слово.
— Кстати, а как в тот вечер упились именно вы, тоже до смерти? До беспамятства? Ничего не помнили?
— Повторяю: две тыщи раз отвечал на тот вопрос. Вместе нажрались самогонки с пивом и попадали, вместе и глаза продрали уже утром.
— А ночью?
— А ночью спали как мертвяки.
— Ну, а Чаргин, он тоже спал?
— А куда б он делся?
— И вы видели его? Что он спал? Ночью?
— Думаете, я сейчас помню? Двадцать лет прошло.
— Ту ночь вы должны были запомнить хорошо, гражданин Суконников, она вам чуть всю жизнь не поломала. Поэтому говорите честно, чтобы не оказаться крайним сейчас. Когда-то вы отвечали, что видели, как спали рядом другие. Но теперь обстоятельства изменились. Не ошибитесь. В эти часы все решается. Именно сейчас.
Тимофей задумался. Возможно, его мучили угрызения совести. Но не долго.
— Ладно, скажу. Бухнулись спать мы все в одно время и встали в одно время. А чо там было ночью, кто отливать ходил, кто кваску испить, а кто и рюмку вдогонку, почем я знаю?
— То есть в течение часов десяти вы, если можно так выразиться, выпадали из поля зрения друг друга. Ну, так было? — спросила дотошная гостья с пистолетом у левой груди.
— Так, — кивнул Тимофей Суконников.
— Что и требовалось доказать. — «Лейтенант Шмелева» встала с ручки кресла.
Но не уходила — она стояла в середине запущенной до безобразия комнаты и ждала. Но чего? Этот вопрос можно было прочитать в пьяненьких, но многое секущих глазах Тимофея Суконникова, который дураком, несмотря на все «чо», явно не был.
— Вы точно не знаете, где сейчас находится Семен Чаргин?
— Точно, — кивнул тот. — Сказал ведь уже…
— Тогда едемте с нами.
— Чо?
— Вы слышали.
— Зачем с вами? Куда?
— В Семиярск.
— Я не-не хочу, — заикаясь, пробормотал Суконников.
— Мы знаем, что ваш друг звонил вам.
— З-знаете?
Юля играла вслепую, но интуиция редко подводила ее.
— Знаем, — твердо сказала она.
— И когда? Он з-звонил мне?
— Вы нам скажите и тогда, может быть, останетесь дома. По крайней мере сегодня. Потому что в ином случае вас ждет не удобный диван и пузырек самогонки на столе, а ледяной душ вытрезвителя и холодная камера, а потом допрос за допросом, пока все равно вы не расскажете всего.
Перспектива была воистину страшна.
— Ну, может, и позванивает он время от времени, — вздохнул Суконников. — Спрашивает, мол, как живешь? Чо с того-то? Нельзя, что ли?
— Почему? Можно. Когда он звонил последний раз?
— Да пару месяцев назад…
— А где Чаргин живет сейчас?
— В Томске.
— Видите, сколько подробностей вы укрыли от следствия! А это — преступление.
— Да он просил в тайне держать! — Суконников даже выбросил руки вперед. — Я чо, враг ему?! Дружбаны ведь были! Братья!
— А когда он собирался приехать, братец ваш названый?
— Да не собирался он. Ненавидит Сёмка Раздорное. Я же говорил. Он смотреть на наше село не может с тех самых пор.
— А если все-таки он приезжал, совсем недавно? Только вам об этом не сказал?
— На чо вы намекаете, товарищ лейтенант?
— А вы не догадываетесь?
— Думаете, это Семен приехал и убил ту девчонку из столицы? Думаете, у него такая развлекуха — ездить по стране и девок убивать? Ну, вы даете! Он сотовыми телефонами торгует, между прочим. У него семья — жена и двое детей.
— Маньяки бывают и семейными. Дайте мне его телефон, и немедленно.
— Он мне этого не простит, — через пару минут покачал головой забулдыга Суконников. — Проклянет меня Сёмка.
— Возможно, у меня еще будут к вам вопросы, — сказала Юля.
— Когда?
— Позже.
— Ну, слава богу. А то чо-то мне поплохело…
— Думаю, не стоит предупреждать, что этот разговор должен остаться в тайне? Пока идет следствие, разумеется.
— Не стоит, и так все понятно. Я молчок. — Для пущей убедительности Суконников прижал палец к губам.
— Проводите меня.
— Понял, — кивнул Тимофей и встал, но не удержался, рухнул на диван; опершись о колени, встал снова, сделал шаг и пошатнулся. — Ого, штормит, — искренне сообщил он.
— Пить надо меньше, — заметила гостья.
— Поздно о том говорить, — философски заметил хозяин дома. — Жисть-то уже прожита, товарищ лейтенант.
— Ну-ну, — кивнула молодая дама.
Она двинулась в прихожую. За ее спиной шаркали тапочки хозяина дома.
— А как вас по батюшке-то, а? — спросил он за ее спиной.
Юля на мгновение стушевалась — забыла свое второе имя!
— Не хотите говорить? Не достоин?
— Инесса Геннадьевна, — вспомнила она.
— Строгое у вас имя-отчество.
— А то!
Хозяин положил руку на грудь:
— Вы, Инесса Геннадьевна, на меня не серчайте. Я хоть и пьющий, но добрый и скромный. Верите?
— Верю, — откликнулась «Инесса Геннадьевна» и повернулась к нему. — Откройте дверь, гражданин Суконников. Никому ни слова, это в ваших интересах. — Дверь открылась, и Юля вышла на свежий воздух. — А не то оперативник, товарищ Забубенный, вами займется.
— Понял я, — сказал тот, — руку мне заломает. — И, добавил: — Спокойной ночи, Инесса Геннадьевна, товарищ лейтенант, если вы спите, конечно, если время находите, а то с вашей работой не загуляешь.
