— А откуда известно, что их ведьмак умер? Тот самый, последний, о котором столько говорят?
Следопыт усмехнулся:
— Мне понятен ход ваших мыслей, Юля. Да, честно говоря, ниоткуда. Просто прошел слух. И я больше его не видел. Ни в живую, ни в бинокль. И никто не видел. Но это все. Власа недаром сошлась с Климом Зарубиным, Юленька, при живом ведьмаке, своем отце, она бы так вряд ли поступила. Да и стар он был для преступлений.
Их догнал и перегнал велосипедист. Мужчина в рабочей робе, в панаме хаки, уже немолодой. Упакованный в газеты букет ярких желтых полевых цветов был привязан к заднему сиденью. Он остановился далеко впереди, пристегнул велосипед к первой косой оградке и стал пробираться по узким дорожкам в глубь кладбища.
Юля и ее спутники бродили довольно долго, пока не вышли на тот участок, где были самые поздние захоронения. Девушка искала те из них, которые выросли тут за последние десять-двадцать лет. Кирилл хмурился, глядя на фотографии, Феофан Феофанович что-то бормотал себе под нос. Наверное, рассуждал о жизни и смерти. Сам с собой.
— Вот! — вдруг сказала Юля. — Мне хотелось найти эти могилы. «Иван Никанорович Жилин». Еще один свидетель того, что тройка пьянствовала в день убийства Марианны Колосовой. Умер семь лет назад, ему было тридцать два.
— Вы им не верите? — спросил Белозерский.
— Да как вам сказать, Кирилл. Не очень.
— Я тоже не верю этой группе свидетелей. Когда-то они были молодыми озабоченными щенками, а хорошо известно, на что способны половозрелые щенки, когда сбиваются в стаи.
— Меткое сравнение, — заметил позади них Позолотов. — Помню себя в возрасте половозрелого щенка. Берегись, мир!
Кирилл не удержался от улыбки, а Юля от энергичной реплики:
— А вы знаете, Феофан Феофанович, могу себе представить.
— И что же? — поинтересовался тот.
— Мне страшно.
— То-то же, — кивнул бодрый старик.
Еще минут через пять, у очередной из могил, Юля вновь оживилась.
— А вот Игорь Жирков! Уголовник. Видите, Кирилл? — она указала пальцем на заросшую заброшенную могилу. — Этой могиле уже семнадцать лет. Его зарезали через три года после смерти Марианны.
— К радости всего села, как я понимаю, — добавил Феофан Феофанович.
Теперь уже Кирилл Белозёрский рассмеялся — учитель был в своем репертуаре. Даже в ударе. Но смотрел он, как всегда, в корень. Еще через несколько минут Юля увидела на одной из ухоженных могил свежий букет. Яркие желтые цветы были рассыпаны по могиле. Она подняла глаза на памятник и увидела фотографию женщины средних лет со злыми глазами.
— Какая неприятная физиономия, — заметил за ее спиной Феофан Феофанович. — Эта экскурсия, Юленька, когда-нибудь закончится? — Кирилл стоял поодаль. — Я не думал, что вас так притягивают кладбища, — в последнем слове он сделал ударение на «и». — Прямо-таки страсть…
Юля долго всматривалась точно в сведенное злобой лицо женщины с колючими глазами, а потом прочитала и надпись на памятнике: «Лариса Пантелеевна Рутикова». На мгновение Юля даже напряглась. Сердце застучало чаще. Вот она, жена завклуба, несчастного Бориса Борисовича Рутикова! Это она прочитала письмо и узнала о любовной связи двух людей, вдруг нашедших друг друга в этом злом и кошмарном мире, где люди убивают и мучают друг друга; о связи педагога и ученицы. Они прятались от целого села, встречались тайком, в клубе, занимались любовью на диванчике, а потом разбегались в разные стороны, как испуганные кот и кошка, и мечтали о будущем. Которому, увы, не суждено было сбыться. Ее, Марианну, жестоко убили, он, Рутиков, состарился без любимой, остался несчастливым, живущим только воспоминаниями о прошлом, о лучике счастья, когда-то коснувшемся его. Вот такая она, человеческая жизнь…
— Кто эта женщина? — спросил подошедший Следопыт.
— Жена завклуба Рутикова, она тоже замешана в деле о смерти Марианны, — сказала Юля. — Я вам говорила о ней вчера…
— Точно! — вспомнил Позолотов. — Ну и глаза у дамы! Не подходи — укусит.
— У нее был сильнейший артрит, как сказал Рутиков, — пояснила Юля. — Тут ей уже за сорок. Борис Борисович был младше ее на десять лет. Детей у них не было. К тому же Рутиков завел любовницу. Чего ей радоваться?
— Ведьма, — кивнул Позолотов.
— Нехорошо о покойных так, — осудила его Юля.
— Все равно ведьма.
— А цветы свежие, — заметил Следопыт.
— Их положил тот велосипедист, что обогнал нас, — сказала Юля. — Родственник, наверное. Ну что, возвращаемся?
— Давно пора, — живо отреагировал Феофан Феофанович. — Старенький я стал для такой экзотики. На меня сельские кладбища стали гнетущую тоску наводить. Как я понял только что. Если бы мы по Сент-Женевьев-де-Буа гуляли либо по Новодевичьему или Ваганьковскому, тогда другое дело.
У Юли зазвонил телефон. Георгий? Нет, но тоже важно.
— Этой мой педагог, профессор Турчанинов, — сообщила она спутникам. — Так что потише. — И включилась: — Алло, Венедикт Венедиктович? — Она сразу поотстала. — Это вы?
— Нет, Пчелкина, это Александр Сергеевич Пушкин. У тебя мой номер забит или чей?
— Ваш, ваш. Вокруг меня одни остряки, как я погляжу, — вздохнула она.
— Почему ты не приехала? — Голос его был раздражен. — Где застряла?
— Я сейчас в Семиярске.
— В Семиярске?
Кирилл Белозёрский и Позолотов обернулись на ее наглое вранье.
— Да, ночевала у хороших знакомых, у надежных, кстати. И у меня потрясающие новости, Венедикт Венедиктович!
— Какие еще новости?
— Как какие? Я о своей статье. Да что там, о научной работе.
— Какой работе, напомни.
— Ну как же? Я для чего поехала? Прохлаждаться? Чтобы поработать в архиве. Но пришлось рвануть в Семиярск. Я про наше Черное городище и Холодный остров.
— И что?
— Я нашла работу, огромный труд некоего историка — Феофана Феофановича Позолотова, он как раз посвящен этим археологическим загадкам.
— Серьезно?
Позолотов и Белозёрский даже остановились и уставились на девушку.
— Еще как серьезно! — ответила Юля. — Я пока прочитала только треть, там про Холодный остров и про ведьм, которые населяли его столетиями. Факты удивительные, Венедикт Венедиктович! Так интересно, что сил нет. Вы как в воду смотрели. Это действительно тянет на диссертацию.
— А кто такой этот Позолотов?
— Историк, я же говорю, древний-древний старикан. — Она поймала взбешенный взгляд Феофана Феофановича и бесшумно чмокнула в его сторону воздух. — Он посвятил этим местам всю свою жизнь! Изучил их историю еще с языческих времен. Уникальная рукопись!
