— Да, девочки были абсолютными сиротами, таких проще усыновлять.
— Нет, это не так, у них был дедушка! — неожиданно возразила Ольга Валерьевна.
— Да, что вы, Ольга Валерьевна! Какой дедушка? Костровы — абсолютные сироты! — возразила Тамара Петровна.
— Нет! Я точно знаю, что у них был дедушка, он к Кате несколько раз приезжал. Можете спросить у Елены Владимировны. Я в интернате по хозяйственной части, — разъяснила она нам, — я часто во дворе вожусь, поэтому и вижу много того, что из интерната не видно. Многие тут ошиваются: кто с тюрьмы вышел — и сразу к детям; кто глаза залил, и пьяные чувства взыграли; или мамаши-кукушки трутся, которые только детям голову морочат пустыми обещаниями. Кого обругаю, кого прогоню, а кому совет дам. У меня свои отношения с родителями.
— Это правда, Ольга Валерьевна — истинный психолог, знает, кто чего стоит, и ко всем свой подход имеет, — подтвердила Анна Михайловна.
— Что-то я действительно ни о каком дедушке Костровых не знаю, — резюмировала Тамара Петровна, которая пыталась что-то вспомнить и даже листала личные дела Маши и Кати.
— Так вот, приезжал он несколько раз. Аккуратный такой, интеллигентный, в очочках, прям профессор. Вел себя чинно, с Катей на лавочке сидел и тихонько разговаривал. Я пыталась подслушать, ничего крамольного не говорил, только как жизнь, какие планы, все в рамках. Только ну не похож он на их дедушку!
— Почему это, Ольга Валерьевна?
— Не их он кровей!
— Как вы это определили? Что он, негр, что ли?
— Ну, не негр, но и не совсем русский.
— А кто, не томите?
— Похож немного на кавказца, но скорее на еврея. А когда я услышала, как он картавит, так сразу же все сомнения отпали. Да и непонятно, почему при таком вроде бы небедном дедушке Катя оставалась жить в интернате.
— Вы думаете, он был состоятельным?
— Уверена! Одет он был в хорошие вещи, да и машина его ждала неподалеку с водителем.
— Вы очень наблюдательны, и память у вас хорошая, — похвалил ее Федор. — Что-нибудь еще заметили?
— Я тогда задумалась, почему он раньше не приезжал, пока Машуня здесь жила, только Катей интересовался. Думала, вдруг извращенец какой, поэтому их разговор и подслушала. Вроде бы нет, все нормально, да и за территорию интерната они не выходили, только на скамейке поговорят и расходятся.
— Ну, тогда он точно ее родственником был, — как-то успокоилась Тамара Петровна.
— Не думаю, — упрямо произнесла Ольга Валерьевна. — Во-первых, он не русский, во-вторых, не бедный, а девочек к себе не забрал…
— Может, не было у него такой возможности, — предположила Анна Михайловна.
— В-третьих, — продолжала Ольга Валерьевна, — дедушка, не бедный, и ни разу даже яблочка Кате не принес. Разве родственники так себя ведут, даже алкоголики что-то да несут, хоть булку какую, да не с пустыми руками. А он…
— Да уж, не нравится мне этот «дедушка», — подвел итог Федор — я вам верю, Ольга Валерьевна, с ним правда что-то не так. Мы можем его разыскать? — спросил он Тамару Петровну.
— Нужно спросить Елену Владимировну, возможно, она сможет что-то объяснить. К нам непросто пройти посторонним людям: если она разрешила — значит, были основания. Отпуск у нее только через неделю кончится, она сейчас у сестры в Архангельске, связи с ней нет. Я обязательно все узнаю и вам позвоню. Вы тоже звоните, если что нужно.
Мы обменялись контактами. Женщины в полном составе вывели нас из интерната. Ольга Валерьевна по пути к воротам по привычке что-то поднимала и поправляла на территории. Несколько упавших веточек откинула к кучке мусора, сильно нависающую ветку яблони подперла тонкой доской.
За калиткой все сотрудницы интерната так активно благодарили нас за помощь, что я поспешила от них побыстрее сбежать.
— Ох, — выдохнула я в машине, — как меня смущает их благодарность, просто не знаю, куда деться.
— Их можно понять, как они еще могут выразить свои эмоции, — заступился за них Федор.
— Они и так нам помогли, от души старались вспомнить хоть что-то о Кэт.
— Но не так уж и много удалось узнать, — прищурившись, сказал Федор. — Не жалеешь о переведенных деньгах?
Я возмущенно посмотрела на него.
— Я понял! — миролюбиво поднял он руки. — Извини, это я чтоб окончательно убедиться.
— В чем? — негодовала я.
— В твоей исключительности.
— Ты сейчас убедишься в моей неадекватности! — страшным голосом пригрозила я.
— Все, был не прав! Это был последний раз! Сдаюсь!
— Смотри у меня! — я погрозила ему пальцем. Он поймал мою руку и поцеловал ладонь.
— Не могу смотреть, боюсь!
— Да ну тебя! И потом я считаю, что эти женщины все же навели нас на некоторые размышления.
— Например?
— Почему Кэт пришла за письмом лишь три года назад, что ей мешало раньше это сделать, чем она была занята?
— Раньше она служила, — подумав, ответил Федор.
— И что? Это обстоятельство никак не препятствовало.
— Три года назад ее уволили, и она вспомнила о сестре, а во время службы смерть сестры ее не беспокоила, — размышлял Федор, — действительно странно.
— Вот и я об этом! А этот дедушка! Согласись, он со всех сторон подозрительный?
— Да, мутный старичок! А может, Ольга Валерьевна все придумала или не так поняла?
— Она производит впечатление серьезной и наблюдательной особы.
— Согласен! Весьма здравомыслящая тетенька, прямо шпион в юбке! Нет, я верю в ее наблюдения и выводы.
— Думаю, этот старик мог бы кое-что нам рассказать, но найти его нереально.
— Надежда только на Елену Владимировну, — согласился Федор. — Я обязательно с ней пообщаюсь.
— Почему только ты? Я тоже хочу!
— Когда она выйдет из отпуска, ты будешь в Америке, — разъяснил он мне.
— Точно. Никак не настроюсь на эту поездку. Нужно будет открывать выставку, представлять картины, весь день крутиться среди публики, улыбаться, а мне сейчас не до этого.
— А до чего? — подтрунил надо мной Федор.
— Напрашиваешься на приятности?
— Хотелось бы услышать, — согласился он.
— Ничего я тебе не скажу. Не могу по заказу, — расстроила я его.
— А я так надеялся! — рассмеялся он.
— Ты сегодня дошутишься! — пригрозила я.
— До чего? — уточнил он.
— Увидишь!
— Опять неопределенность! — нарочито печально вздохнул Федор.
— Слушай, я так отвлеклась на «дедушку», что совсем забыла спросить о тренере Кэт.
