— Что с вами?
Ее глаза постепенно прояснялись. Она сфокусировалась на мне и бодро сказала:
— Все отлично! Мне нужен нож и кипяток, чтобы разделать и ошпарить гуся.
— Откуда вы знаете, как это делается?
— Жизнь длинная… — объяснила она.
Опять мне ничего о ней не удалось узнать.
Я попросила Галину дать Кэт все необходимое, а сама ушла в мастерскую. За работой я смогу отвлечься от негативных мыслей и домыслов.
Во флигеле я начала привычные манипуляции: протерла кисти, проверила, хорошо ли натянут подрамник, наточила карандаши, подготовила краски, шпатели, тряпки. Обычно после этих процедур я бываю готова творить. К этому времени я обычно понимала, чем буду заниматься: делать набросок будущего полотна или сразу же бралась за смешивание цветов. Так как иногда, получив новый интересный цвет, я под него придумывала сюжет. Сегодня же у меня не было ни одной идеи: мысли непроизвольно возвращались к Кэт. Я осознаю, что она человек из другого мира, и, конечно же, не похожа на меня, поэтому мне трудно ее понять. Я отдаю себе отчет, что не могу и не должна осуждать ее за то, что она другая, но не могу не обдумывать и не анализировать ее поступки. Думая о ней, я все же начала выводить на бумаге линии, что-то штриховать, растушевывать. Очнувшись от мыслей и вглядевшись в рисунок, я увидела на нем лицо Кэт. Но не с правильными чертами, как в жизни, а с искаженными моим предубеждением к ней. Она была уродливой, даже страшной, хотя черты лица были теми же. Это был не документальный портрет человека, а отражение его внутреннего состояния. Вернее, таким, каким я его себе представляла.
— Это я? — прозвучало у меня за спиной.
Она вновь бесшумно подошла и напугала меня. От неожиданности я возмутилась:
— Сюда, — с натиском сказала я, — никому нельзя входить!
Она опять внимательно всмотрелась в мое лицо и неожиданно согласно кивнула:
— Понятно! Больше не войду.
Я так удивилась, что простила ее. Тем более, она уже была здесь.
— Вам нравится? — спросила я ее, указывая на портрет.
Мне интересно было узнать ее мнение, потому что рисунок был очень необычным.
— Похожа, — сказала она.
И это все. Кажется, ее не смутило уродство портрета. А может, его замечаю только я. Я сняла лист с подрамника и отправилась к Коке.
Кока возлежал на шезлонге под зонтом и не читал, и не спал как обычно. Он о чем-то грезил, глядя прямо перед собой в одну точку. Если так будет продолжаться, то скоро у него разовьется бессонница. Бедняга! Совсем выбился из привычного ритма.
Кока не замечал меня. Я подсунула ему под нос портрет Кэт. Кока вздрогнул:
— Что это? — спросил он.
— Кэт, — коротко ответила я. — Похожа?
— Ужасный портрет! Убери его! Ты никогда так не рисовала.
— Знаю, — согласилась я, — сама удивлена. А разве она не такая?
— Она красивая, — протянул Кока.
Кажется, мой муж находится под чарами этой женщины и не замечает ее странностей.
— Представляешь, — сообщила я ему, понизив голос, — она задушила гуся, скрутив ему шею!
— И что?
— Это было очень жестоко.
— Галина тоже часто убивает птиц. Тебя же это не смущает.
— Да, но Кэт это сделала с особой жестокостью.
— А ты видела, как это делает Галина?
— Нет.
— Так о чем тут говорить?
Кока прав. Похоже, я сама наделила Кэт какими-то свирепыми свойствами. Наверное, потому что мы познакомились при необычных и ужасных обстоятельствах. Нужно перестать нервировать себя и подозревать ее неизвестно в чем. Успокоившись, я ушла интересоваться, что у нас с обедом.
Кэт хлопотала у плиты: в духовке жарился гусь, а в кастрюле варилась подлива с невероятным запахом.
— А где Галина? — спросила я ее.
— Я отпустила ее, — сообщила Кэт.
— Угу, понятно, — кивнула я.
Она отпустила ее… Вспомнив, что сняла с Кэт все подозрения и теперь отношусь к ней доброжелательно, я миролюбиво спросила:
— Вы умеете готовить?
— Да.
— Вкусно пахнет.
— И не только пахнет, — заверила она.
— Уверена, что так и есть, — подбодрила я ее.
Она в ответ только хмыкнула.
Через полчаса Кэт давала распоряжения, а услужливый Кока накрывал на стол. Батюшки, это что ж такое делается?! Кока работает! Грядет апокалипсис, не иначе! Если бы я знала в тот момент, насколько была недалека от истины.
Гусь был восхитителен, а подлива к нему — волшебной! Я даже позабыла обстоятельства, при которых птица оказалась у нас на столе.
— Вы прекрасно готовите! — искренне похвалила я Кэт.
Она согласно кивнула, что вполне естественно. Но что меня опять удивило — это реакция Коки. Он засиял так, будто я похвалила его самого. Весь его вид говорил о том, что он гордится этой женщиной. Но ведь это я его жена, это мной он должен гордиться! Тем более, что очень часто есть чем! А не Кэт, совершенно посторонним человеком. Да! Тяжело мне будет относиться к ней без предвзятости…
— Тебе нужно сменить прическу, — вдруг сказала она мне.
— Я давно уже собираюсь это сделать, — согласилась я, — только вот не представляю, какой она должна быть.
— Я знаю, — заверила она меня.
— Да? И какой?
— Ножницы есть?
— Конечно!
— Еще нужно купить краску для волос. Где магазин?
— В поселке есть магазин. Но не уверена, что там продают хорошую краску.
— Я схожу и куплю. Где он находится?
— Я могу показать, — предложил Кока.
Что ж, очевидно, что мой муж уже влип. Он очарован Кэт и готов выполнять любое ее желание. Мешать ему в этом не вижу смысла. Если человек чем-то поглощен, остальное для него не имеет значения — это я знаю по работе. Выйти из этого состояния и очнуться он сможет только сам. Отрезвить его намеренно не получится: сейчас он глух и слеп. Придется пока мириться.
— Что ж, идите, — сказала я им.
Они быстро собрались, оставив мне грязную посуду и неубранный стол. Я опять перешла в разряд прислуги.
Я прибралась на кухне и позвонила дяде Вене. В конце месяца у меня должна состояться выставка в Нью-Йорке. Следовало прояснить организационные моменты.
— Алиса, здравствуй дорогая! Как ты поживаешь? — ответил Вениамин Петрович.
— Все в порядке, дядя Веня!
— Что-то случилось? — насторожился он.
