После гибели Остраницы товарищ его Гуня некоторое время с успехом действовал против поляков, но потом, боясь быть выданным польскому правительству реестровыми казаками, бежал в Московское государство.
Со смертию Остраницы и бегством Гуни казаки утихли, присмирели. Пользуясь этим, польское правительство произвело во внутреннем устройстве Украйны такие реформы, которые обессилили казаков и сделали их если не навсегда, то на долгое время безопасными. Казаки лишены были навсегда права выбирать себе начальников; под страхом смертной казни им воспрещено было плавать по морю и убегать в Запорожье; их чайки, или суда, были схвачены и сожжены, артиллерия отнята; гетмана им не только не позволили выбирать, но даже и не назначили; вместо гетмана дали им польского пана в комиссары. Генеральные старшины, полковники и сотники назначены были или из шляхтичей, или из таких русских, которые были расположены к полякам. Эти начальники получили над казаками, их землями и имуществом неограниченную власть. Честь и жизнь казаков находилась в распоряжении этих начальников; за малейшее непослушание виновных казнили смертию. Казаки работали на них панщину, были обложены повинностями и поборами, притом чересчур непосильными. Весь русский народ южной части Речи Посполитой подвергся той же участи. По свидетельству русских летописей, поляки в сие время произвели над русскими неслыханные варварства. «И мучительство фараоново, – говорит одна летопись, – ничего не значит против ляшских тиранств. Ляхи детей варили в котлах, женщинам сосцы раздавливали деревом и творили иные неисповедимые мучительства»
[295].
В таком тяжелом положении казаки пробыли почти десять лет, «как волы, работая на своих господ-ляхов», по словам одного современника. Но из этого фараонова мучительства их освободил Зиновий-Богдан Хмельницкий.
Богдан Хмельницкий был сын казацкого сотника. Первоначальное воспитание он получил в Киевском училище, а закончил его в Галиции, в Ярославской иезуитской академии. В последней он научился хитрости, ловкости и изворотливости. По выходе из академии Хмельницкий некоторое время служил у польского пана Потоцкого, а потом поступил в число украинских казаков, где скоро получил должность войскового писаря, одну из высших в У крайне (она соответствовала нынешней должности начальника штаба). Поляки, служившие в Малороссии вместе с Хмельницким, видели в нем человека опасного для Речи Посполитой, а вследствие этого нередко делали ему разного рода неприятности, пока одна из них не заставила его произвести восстание, и притом такое, какого еще не видала Польша от начала своего существования. Дело было так: в восьми верстах от Чигирина у Хмельницкого был хутор Суботово, оставленный ему по наследству отцом. Раз, в отсутствие Хмельницкого, подстароста Чигиринский, шляхтич Чаплинский (католик), по обычаю польскому, сделал наезд на этот хутор, разграбил его, овладел женою Хмельницкого и засек его сына. Хмельницкий жаловался суду, но не получил удовлетворения. Потом, говорят, он жаловался самому королю Владиславу, но и тот, по своему бессилию пред польскими панами, не помог ему. Говорят, что будто бы Владислав сказал при этом Хмельницкому: «У вас, казаков, ведь есть свои сабли, так вы и расправились бы ими с шляхтою за свои обиды».
Был ли Хмельницкий у польского короля и жаловался ли ему на свою обиду – мы не знаем, знаем только то, что он, не получивши удовлетворения посредством суда, решился поднять восстание казаков против Польши.
В конце осени 1647 г. Богдан Хмельницкий бежал в Запорожье, объявил там о своей обиде и просил помощи. Запорожцы сочувственно отнеслись к Хмельницкому, согласились оказать ему свою помощь и стали формировать полки. Сам же Хмельницкий из Запорожья отправился в Крым, чтобы склонить татар на свою сторону. Татары приняли его очень ласково и дали отряд в 4000 человек, с которым он и вернулся в Запорожье.
Возвратясь в Запорожье, Хмельницкий нашел казаков вполне готовыми к походу. Мало того, они уже успели в его отсутствие взволновать и весь южнорусский народ и таким образом окончательно подготовить его к восстанию. Рассказывают, что казаки для этой цели путешествовали по всей Малороссии то под видом нищих, то богомольцев, а нередко купцов и монахов.
В апреле 1648 г. более 15 000 войска под начальством Хмельницкого выступило из Запорожья.
Между тем о волнении казаков дошло и до сведения польского правительства. Оно немедленно образовало армию тысяч в сорок и под начальством двух полководцев – Потоцкого и Калиновского – двинуло в Малороссию. 5 мая при небольшой речке Желтые Воды произошла первая битва между Хмельницким и одним из польских отрядов, тысяч в восемь, которым командовал сын Потоцкого. Битва кончилась совершенным поражением поляков, причем молодой Потоцкий был убит, а помощники его – Стефан Чарнецкий и Иван Выговский (впоследствии знаменитые люди в Польше) попали в плен. Вслед за Желтоводскою битвою последовала новая битва между Хмельницким и поляками. В этой битве участвовала вся главная армия поляков, предводимая Потоцким и Калиновским. Битва эта произошла около г. Корсуня, недалеко от р. Роси. Благодаря ссоре Потоцкого и Калиновского между собою, а также бездарности двух этих военачальников, Хмельницкий одержал над поляками полную победу. Потоцкий и Калиновский попали в плен.
Последняя битва (Корсунская) имела важные последствия. Как только сделалось известным в Речи Посполитой о корсунском поражении поляков, восстание охватило не только всю Украйну, но даже Белоруссию, Подолье и коснулось собственной Литвы. Крестьяне начали страшно мстить панам и жидам за свои долговременные страдания. Образовалось множество казацких шаек или так называемых «гайдамацких загонов». Загоны эти, избравши себе какого-нибудь предводителя, истребляли все, что только носило на себе печать нерусского и неправославного. Духовенство же русское, с своей стороны, возвысило голос на защиту православия и русской народности. «Пришел час, желанный час, – взывали священники, – время возвратить свободу и честь нашей поруганной вере! Время сбросить русскому народу, народу благочестивому, оковы, наложенные католиками! Вспомните, братие, сколько веков прошло в угнетении и постыдном унижении нашей святой православной веры, нам не давали даже убежища для молитвы! Все наши приходы, церкви, обители, епархии в руках латинян и униатов. Латинянам дают доходные места, а бедные православные восточного благочестия страдают в нищете. Жиды для панов лучше нас; жиды управляют имениями и мучат бедных христиан. Пора, пора! Ополчайтесь за свою жизнь! Бог благословит вас и поможет вам!»
Казаки-гайдамаки и православные холопы, наэлектризованные подобного рода воззваниями, производили страшные неистовства: католическая святыня предавалась поруганию, костелы разорялись и сжигались, образа католических святых простреливали, рубили и уродовали. Будучи больше всего ожесточены против католического духовенства, гайдамаки и русские холопы предавали его всевозможным мучениям: ксендзов и католических монахов они топили, вешали, обливали кипятком, живых зарывали в землю, сдирали с них кожу и т. п. По словам современников, ожесточение казаков против католиков и униатов было так велико, что они не давали пощады даже умершим. «Гайдамаки, – как говорит один писатель половины XVII в., – врывались в усыпальницы костелов, извлекали оттуда тела умерших и разбрасывали их; были даже такие безбожные лица, – говорит тот же писатель, – которые снимали с мертвых одежды, надевали их на себя и спокойно ходили в них». Памятником этой эпохи служит предание, что какой-то гайдамак повесил в костеле, над главным алтарем, ксендза, жида и собаку и вверху сделал следующую надпись: «Ксендз, жид и собака – все вера однака!»
