Следуя такому образу действий, Шумлянский пользовался весьма деятельною поддержкою польского правительства, постоянно подкреплявшего его власть своими административными распоряжениями, а также горячим сочувствием и содействием папы, католического духовенства и особенно иезуитов.
Но как ни враждебны православию были действия Шумлянского и распоряжения польского правительства, однако они далеко уступают тем враждебным действиям, какие обнаружила при Яне Собесском польская шляхта против последователей православия. Она, узнавши о замыслах Шумлянского и содействии его планам правительства, в сие время проявила гораздо больше жестокости к православно-русскому населению, чем в прежние годы, и подвергла его в высшей степени бесчеловечным преследованиям, причем больше всего досталось белому и черному духовенству.
Буйства польской шляхты при Яне Собесском и управлении православною церковью Шумлянским. Преследование православных польским дворянством при Яне Собесском по большей части вытекало из религиозной ненависти. Очень часто польские дворяне, разоряя православные церкви и овладевая имуществом русского духовенства, думали, что угождают Богу, разрушая «схизму проклятую». Но были случаи, когда гонение, воздвигаемое шляхтою на православие, вытекало просто из своекорыстия: дворяне стремились увеличить собственное благосостояние через грабеж православных храмов, имений и т. п., прикрыв все это подвигом благочестия.
Доказательством всего этого служат тысячи актов, оставшихся от того времени
[311]. Мы приведем несколько примеров:
1. На Волыни находилось несколько имений, принадлежавших Киево-Печерской лавре; по свидетельству документов, на эти имения в продолжение 30 лет (1687–1713) польскою шляхтою сделано было более 20 нападений или «наездов», как обыкновенно в то время называли эти нападения, причем нападающими произведены были всевозможные бесчинства: грабеж имущества, увечье и избиение братии, причетников и монастырских крестьян и т. п.
2. В одном из актов юго-западной России под 1693 г. записана жалоба киевского Кирилловского монастыря Евстратия Самборовича на нападение польской шляхты на имение сего монастыря. Из этой жалобы, между прочим, видно, что дворянин Александр Щеневский, вооружив значительный отряд людей и пригласив соседа Александра Шумлянского, также с вооруженною толпою слуг и крестьян, отправился в поход на село Андреевку, принадлежавшее Кирилловскому монастырю. Явившись на рассвете, союзники вбежали в село и стали рубить и стрелять всех встречных, нанесли тяжелые раны монаху Банькевичу, изрубили монастырских слуг и крестьян и ограбили все движимое имущество монастыря и монастырских подданных.
3. В 1686 г., рассказывается в другом документе, польский дворянин Жабокрыцкий захватил богатое имение, принадлежавшее Белостоцкому монастырю (на Волыни), а когда монахи стали было протестовать, то он велел стрелять в них и рубить их саблями; многих тяжело ранил, а некоторых и убил. Правда, игумен монастыря подавал жалобу, но из этого ничего не вышло. После жалобы Жабокрыцкий сделал еще наезд на это монастырское имение и захватил мельницу, причем заявил монахам и монастырским людям, что если кто явится на мельницу, то будет убит наповал.
4. Жолнеры, передается в третьем документе, панцырной хоругви ночью напали на церковь села Хлуплян, выбили в ней двери и унесли из нее не только церковное имущество, но и частное, сложенное в церкви прихожанами для большей безопасности.
5. В местечке Брагине, также сообщается в одном из документов, дворянин Шукста захватил земли, принадлежавшие церкви Св. Николая. Когда настоятель этой церкви Иван Давидович пошел посмотреть эти земли, то тут на него напал Шукста вместе с униатским священником Бернацким; последний, отличаясь необыкновенною силою, повалил на землю Ивана Давидовича, топтал ногами, вырвал волосы на бороде и, сломавши несколько ребер, оставил чуть живого.
6. В городе Остроге городской подстароста Ледуховский отнял у православной церкви Св. Николая земли, отказанные в ее пользу в XIV в. князем Даниилом и княгинею Василисою Острожскими, и приказал вырубить леса, принадлежавшие этой церкви; когда же протоиерей Терпиловский обратился к нему с представлением и указал на свои права, то Ледуховский, не оспаривая последних, ответил: «Я волен отнять у церквей то, что им пожаловано моими предшественниками» – и оставил землю за собою. Факт этот изложен в жалобе протоиерея Терпиловского.
7. В Овруче доминиканские монахи присвоили себе не только пахотные земли, принадлежавшие православному монастырю, но приказали обнести оградою, присоединяя к своей усадьбе, места, принадлежавшие монастырю в самом городе и в том числе место, на котором была построена православная церковь; захват этот сопровождался, по обыкновению, грабежом движимого имущества и личными оскорблениями.
8. Дворянин Чеконский отнял землю у Перекальского монастыря (на Волыни); когда же туда приехал игумен сего монастыря пахать землю, то сюда прибыла и жена Чеконского; увидавши игумена, она выскочила из коляски, бросилась на него, вцепилась в бороду и вырвала целый клок волос; затем приказала слугам своим прогнать избитого игумена и его работников.
Из вышеозначенных фактов мы видим, что нападения польской шляхты (грабеж, собственно говоря) на имения православных совершались в Речи Посполитой с целию личного обогащения. Но в тех же самых актах, откуда взяты вышеизложенные примеры, встречается многочисленный ряд фактов о насилиях над православными, совершавшихся с религиозно-фанатическими целями. В актах, сохранившихся от времен царствования Яна Собесского, мы находим тысячи свидетельств о самых варварских поступках, не вызванных, по-видимому, никакими причинами, над лицами православного исповедания, и особенно над лицами духовного звания. Каждый православный, а особенно священник, был ежеминутно в опасности подвергнуться самым бесчеловечным оскорблениям и обидам: встречался ли шляхтич на рынке в городе с священником, он, по первому попавшемуся предлогу, а чаще всего без всякого предлога, заводил с ним ссору и наносил ему публично побои; увидев священника, занимающегося беседой с крестьянами, он бросался на него, опрокидывал на землю, бил каблуками и палкою, рвал у него волосы; наткнулся пан на жену священника, скупавшую провизию на базаре, он чувствовал обязанность отпустить ей, без всякого повода, несколько ударов нагайкою; иной раз шляхтич, напившись пьяным, бегал по городу с обнаженною саблей и для потехи пробовал силу удара на священнике. Если же обиженные пытались остановить обидчика указанием на свое духовное звание, то шляхтич обыкновенно нахально отвечал, что только католические ксендзы – дворяне и им он обязан оказывать почтение, «попы же – мужики» и потому им нечего ссылаться на свой сан. В доме у себя священник был так же мало безопасен, как и вне его; под пустым предлогом, а чаще и без всякого предлога, помещик или помещица врывались в его дом, били, истязали как самого священника, так и членов его семейства, расточали оскорбления и бранные слова; нередко заключали хозяина в свою дворовую тюрьму и держали, сколько хотели, по своему произволу, или же дозволяли, для большего, по их мнению, посрамления, совершать бесчинства над священником еврею-арендатору. Вот некоторые факты:
