Между тем как велась переписка с римским первосвященником, преобразование униатской церкви шло своим чередом. Оно началось сейчас же после издания высочайшего апрельского указа. Прежде всего преобразование это коснулось административного управления униатской церкви. Согласно высочайшему приказу, в Петербурге основана была особая униатская коллегия, ведению которой поручались все дела униатской церкви. Председателем этой коллегии был униатский митрополит Булгак (брестский архиепископ), а помощником его Иосиф Семашко, который скоро потом был хиротонисан в епископы. Затем коллегии поручено было обревизовать все базилианские монастыри, а которые из них найдутся ненужными – упразднить. Коллегия с жаром взялась за это дело; в продолжение каких-нибудь трех месяцев она закрыла их более шестидесяти, а имения и фундуши с высочайшего согласия обратила на содержание униатских школ и белого униатского духовенства
[396]. Потом приступлено было к основанию учебных заведений и, между прочим, духовной семинарии. Последняя открыта была 7 октября 1828 г. в Жировицком монастыре
[397]. Но, несмотря на преобразования, которые производимы были в униатской церкви до польского мятежа 1831 г., никто, собственно говоря, не подымал серьезно вопроса о соединении униатской церкви с православною. Польское же восстание поставило этот вопрос ребром, так сказать. Оно показало до очевидности, как вредно для России латинское направление в унии. Вследствие этого воссоединение униатов, после мятежа, в глазах русского правительства получило характер в высшей степени политический, а потому русское правительство вместе с Иосифом Семашкою стало торопиться решением сего вопроса. Тогда же, между прочим, решено было приступить к окончательному устройству единства богослужения и обрядности в униатской церкви с православною. По поводу этого 4 февраля 1834 г. в Полоцке в одной из греко-униатских церквей составилось торжественное заседание из следующих лиц: униатского митрополита Иосифа Булгака, епископов: литовского Иосифа Семашки, оршанского Василия Лужинского, брестского Антония Зубки и пинского Иосафата Жарского
[398] и асессоров коллегии: Василия Маркевича и протоиерея Пельховского. На этом заседании положено было: а) ввести во всех униатских церквах богослужебные книги московского издания; б) устроить в них такие же иконостасы, какие существуют и в православных церквах; в) употреблять при униатском богослужении церковную утварь подобно той, какая существует и в православных церквах. Таким образом, униатская церковь благодаря сим постановлениям совершенно уподобилась и по внутреннему своему устройству, и по внешнему виду православной церкви. По словам преосвященного Антония Зубки, оставившего нам свое знаменитое сочинение: «Трактат о греко-униатской церкви», постановления февральского униатского заседания все настоятели приходских униатских церквей приняли без всякого протеста, за исключением весьма малого числа
[399]; но при этом замечает, что в то же время и все догадались, что дело шло к соединению с православною церковью.
Так как введением трех вышеозначенных постановлений февральского заседания униатская церковь была окончательно подготовлена к соединению с православною, то главный деятель всего этого Семашко сделал распоряжение от лица всей коллегии собирать подписи от настоятелей униатских церквей о желании их соединиться с православною церковью. В конце 1834 г. он сам принял православие в С.-Петербурге.
Подписка о желании униатов присоединиться к православной церкви шла в продолжение пяти лет. Конечно, подписка эта могла бы идти и быстрее, но инициаторы сего дела не хотели торопиться, чтобы этим не произвести насилования чужой совести. Поэтому подписка шла добровольно, без всякого понуждения административных властей, как это говорено было и писано поляками за границею. К началу 1839 г. всех подписавшихся униатских священников и подавших отдельные просьбы о присоединении к православию было 1305 человек.
