III. Наконец, ко всему этому присоединилось преследование православных в Литовском государстве.
При Казимире Ягелловиче, как мы уже знаем, совершилось окончательное отделение западнорусской православной церкви от московской митрополии. Первый митрополит в юго-западной, или литовской Руси, после этого события, был, уже раз упоминаемый нами, Григорий Болгарин, униат по исповеданию. Этот митрополит при посредстве Казимира хотел было, как мы видели, подчинить папе православную церковь, но не достиг сего вследствие нерасположения к нему всех православных епископов и народа; в 1478 г. он умер. Преемником ему был избран Мисаил. Будучи страшным противником унии, он получил утверждение константинопольского патриарха, а вследствие этого был признан и всею западнорусскою церковью. После Мисаила, по желанию Елены Иоанновны, в киевские митрополиты возведен был тот архимандрит Макарий, который встречал ее при въезде в Вильну, около Пречистенского собора. Но Макарию не суждено было управлять своею паствою, он даже не доехал и до Киева: на дороге к месту назначения на него напали татары и замучили до смерти; мощи его покоятся в Киеве, в Софийском соборе. В 1498 г. на кафедру киевской митрополии избран был смоленский епископ Иосиф I. Этот митрополит, подобно Григорию Болгарину, также изменил православию и принял унию. Католическое духовенство и паны, пользуясь этим, решились более открыто и более энергично, чем при Григории Болгарине, действовать на православнорусское население и понуждать его к признанию римского папы главою церкви. А потому в 1498 и 1499 гг., под покровительством Александра Казимировича и с благословения виленского католического епископа Адальберта, опять ксендзы, прелаты, францисканские монахи, а после и доминиканские, начали толпами разъезжать по всем областям Литовского государства с проповедью унии. Но, несмотря на все усилия пропагандистов, дело унии не имело никакого успеха, как свидетельствуют о сем польские писатели того времени; «ни один схизматик, – как прибавляют они в своих сочинениях, – не внял нашей проповеди!». Когда же правительство увидело, что одними словами нельзя обратить православных к унии, то прибегло, как и прежде, к силе: с этою целию оно стало закрывать православные церкви, упорных защитников отдавать под суд или заключать в тюрьмы и т. и.; в то же время на преследование русских получена была и булла от папы Александра Борджиа.
Эти преследования сильно взволновали русское население в Литовском государстве; православные целыми толпами стали уходить в Московское государство; тогда же, между прочим, перешли на службу к Иоанну Васильевичу следующие три князя: Симеон Иванович Бельский, Василий Иванович, внук Шемяки, и Симеон Иванович Можайский; они поддались московскому князю и с теми городами, которыми владели, – Черниговом, Гомелем, Любичем, Рыльском, Новгород-Северском и др.
По словам источников, последние три князя прямо заявили Иоанну Васильевичу, что они переходят к нему в подданство вследствие религиозного преследования в Литовском государстве и при этом лично просили заступиться за православно-русское население, которое терпит угнетение за свою веру.
Московский князь теперь действительно решился начать борьбу с своим зятем и его советниками; он положил наказать их отнятием областей.
Борьба Александра Казимировича с Иоанном Васильевичем. В начале 1500 г. московские войска под начальством трех воевод: казанского царевича Махмет-Аминя, Каншина и Щени вступили в пределы Литовского государства и заняли своими войсками Серпейск, Мценск, Мосальск, Брянск и Путивль, после чего Иоанн Васильевич уже официально чрез посла объявил войну Александру Казимировичу. Известие это как громом поразило и великого князя, и бояр; начались съезды, споры, крики; спорили и кричали большею частию по поводу назначения полководца; наконец, решили обратиться к бывшему литовскому гетману Петру Белому, который в это время лежал на смертном одре. Тот посоветовал поручить войско, собранное против русских, Константину Ивановичу Острожскому
[188]. Совет был принят. В конце весны Острожский чрез леса и болота быстро повел литовское войско к г. Дорогобужу, где остановились главные силы русских, направляясь к Смоленску, под начальством боярина Даниила Щени.
14 июля того же 1500 г. на Митькином поле, близ Дорогобужа, где протекает небольшая, но бурная и глубокая река Ведроша, между Щенею и Острожским произошла кровопролитная битва. С обеих сторон дрались отчаянно. Но Щеня благодаря засадному отряду одолел: литовцы были разбиты наголову; около 8000 пало их на месте; сверх того много потонуло в волнах реки, так как во время бегства литовцев русская пехота зашла им в тыл и уничтожила мосты; более 5000 человек попало в плен, в числе которых были сам Константин Иванович Острожский, множество маршалков, князей, панов и разного рода чиновников; весь обоз и все огнестрельные орудия достались русским. С пленными, по словам польских писателей, обращались хорошо: всем давали жалованья по полденьги в день, а Острожскому – по четыре алтына. Последнего Иоанн Васильевич заставил перейти на русскую службу и взял с него клятву и поселил в Вологде, откуда, впрочем, он скоро бежал опять в Литву.
14 ноября, то есть ровно четыре месяца спустя после Ведрошской битвы, недалеко от г. Мстиславля (Могилевской губ.), между русскими и литовцами произошло новое кровопролитное сражение, которое опять кончилось поражением последних. Литовцев пало в этой битве более 7000. Русскими командовали двое воевод: внук Шемяки Иван Димитриевич и князь Можайский, оба перешедшие из Литвы в подданство Москвы.
Гибель двух вышеозначенных армий поставила литовского князя в тяжелое положение: войска не было, денег тоже, приближенные ссорились, народ бедствовал. А между тем в это время на области Литовского государства, по просьбе московского князя, напали новые враги: крымский хан Менгли-Гирей и молдавский господарь Стефан, дочь которого София была за старшим сыном Иоанна III Василием.
В сих критических обстоятельствах Александр Казимирович задумал было привлечь на свою сторону двух последних врагов; с этою целию он послал к ним своих послов, но Менгли-Гирей наотрез отказался разорвать дружбу с Иоанном III; что же касается Стефана, то этот, правда, заключил было союз с литовским князем
[189], но не принес ему существенной пользы: враждебные действия Стефана по отношению к московскому князю ограничились только задержанием на некоторое время послов и художников, ехавших из Германии в Москву. После этого Александр Казимирович обратился за помощью к своим родным братьям: польскому королю Яну-Альбрехту и чешско-венгерскому Владиславу. По этому поводу к ним отправлены были послы с просительною грамотою, сохранившеюся до нашего времени: «Вы, – между прочим говорилось в грамоте, – должны подать помощь вашему брату не столько по родству, сколько для поддержания святой католической веры, потому что московский князь вместе с подручными литовскими друзьями со времени еще отца вашего Казимира старается уничтожить ее. Теперь то же самое: московский князь, узнавши, что брат ваш Александр некоторых русских князей и бояр принудил к принятию католической веры и некоторых казнил, выступил на вашего брата войною с теми князьями, которые бежали к нему из Литвы».
