Ева не поменялась в лице. Она даже не пошевелилась. Она ненадолго задумалась и тихонько уточнила:
— Ты хочешь быть с доктором Коллинсом?
— Да.
— Хэнтона, стало быть, не любишь больше?
— Любить Джона трудно, — не сразу и уклончиво говорю я.
— Хм…
— Что значит твое «хм»?
— Ты не любишь Хэнтона или отказываешься от него?
Размышляю долго, а потом говорю очень честно:
— Мне нестерпимо надоело, вступая в противостояние с Джоном Хэнтоном, оказываться в пекле войны с ним. Я устала верить, что со временем станет как-то по-другому, — мой голос дрогнул. — Последней выходкой он сам все испортил.
Ева загадочно улыбнулась мне.
— Что? — нахмурилась я.
— Отказаться от бессовестно богатого человека ради доктора, — улыбка ее становится шире. — Чокнутая.
— Возможно, и так, — без улыбки говорю я.
Жаркие дни остались в прошлом, в утро четверга моросит дождь. Подхожу к старому граммофону, ставлю иглу на виниловую пластинку — послышался слабый треск и в гостиной растеклась спокойная музыка.
На веранде тоже слышно приятную музыку оркестра «Твини». Под деревянным навесом я удобно расположилась в плетеном кресле с теплой кружкой чая в руках. Морось становится дождем, и я совсем затосковала по палящему солнцу Стилдона.
Ох, Стилдон! Неделя в прожженном солнцем юге была великолепна, несмотря ни на что. Только там удалось укрыться от непоколебимых правил и нравов этого непростого мира. Только там получилось почувствовать себя опять свободной.
И вот теперь, когда неделя свободы закончилась, возникли последствия.
Клайд Коллинс, обаятельный и рассудительный доктор, благородный по сути своей, заставил меня по-новому взглянуть на отношения между мужчиной и женщиной. В этих отношениях есть диалог и есть компромисс. Я могу говорить, зная, что буду услышана, а это как глоток воздуха, свежего и необходимого после долгих и ожесточенных битв с Джоном Хэнтоном.
Я больше не могу думать об этом и сомневаться…
Я больше не раздумываю.
Я решила.
Но чтобы воплотить в жизнь свое решение, я не могу просто поднять телефонную трубку и объявить Джону о том, что хочу… уйти от него. Уйти из его жизни. Уйти из его дома. Как бы скверно ни сложились обстоятельства между нами, встреча должна состояться. Учитывая то хорошее, что сделал для меня Джон Хэнтон, так будет правильно.
Я позвонила Дэйзи, чтобы записаться на прием к Джону. Встретиться в его рабочем кабинете вне стен особняка будет безопасно. Наверное.
Дэйзи мне предложила тот же день. При плотном графике Хэнтона это необычно. Женщина назвала время, и я перестала удивляться.
В поздний вечер в высоком темном небоскребе почти никого нет. В холле стоит непривычная тишина.
На этаж Хэнтона я поднялась на лифте и, когда двери расступились, Дэйзи за рабочим столом я не увидела. Свет в приемной приглушен. Стол секретаря чист от бумаг.
Я прошла через приемную к кабинету Джона и костяшками пальцев дважды ударила по двери. Не дожидаясь приглашения, вхожу.
— Не понимаю, зачем ты стучишься, если разрешение войти тебя в принципе не интересует, — без гнева сказал мне Джон. Откладывает бумаги в сторону.
Такое чувство, будто сердце перестало биться.
Свет ламп приглушен. Я наблюдаю за высокой фигурой хозяина кабинета. Он встает из-за стола и неспешно приближается ко мне. Его белая рубашка расстегнута на три пуговицы. Жесткие волосы слегка растрепаны, как если бы мужчина только что провел по ним рукой.
— Как путешествие? — спрашивает он.
Мои брови удивленно взметнулись вверх. Но не слишком.
— Как ты узнал?
— Мальчишка, — лениво улыбнулся Джон. — Пришел ко мне через пару дней после твоего побега.
«Наглец у придорожного кафе», — припомнила я. Он пришел к Хэнтону. И что потом?
— Как много ты знаешь?
— А я должен что-то знать? — голос мужчины стал подозрительным.
Красноречиво молчу, и Джон сознался:
— Парень предложил мне сделку. Она не состоялась.
Любопытно, почему?
Впрочем, не это сейчас важно.
Подхожу к окну и без особой заинтересованности смотрю на огни большого города. Все как на ладони.
— Ты не передумал насчет акций? — тихонько спрашиваю я.
— Нет.
Не то чтобы я рассчитывала на что-то… Просто попробовала. Поэтому вполне спокойно говорю:
— Ладно.
Мужчина облокотился о край рабочего стола, скрестив на груди руки. Чувствую на себе его взгляд.
— Ты хочешь вернуть мне деньги?
Я грустно улыбнулась.
— Нет.
Джон остался спокоен. Кажется, он тоже так, попробовал.
Впервые я не боюсь этого большого страшного окна. Я стою совсем рядом с ним и спокойным взглядом смотрю на город с высоты небес.
— Я хочу расстаться с тобой, — резко и без эмоций говорю я.
Я не смотрю на Джона, но душа холодеет, оттого что он молчит.
Почему так тихо?
Почему болят глаза? Ах вот в чем дело, я их слишком долго держу открытыми. Но если моргну, неизбежно покатятся слезы.
Вздрагиваю, почувствовав дыхание за спиной. Хэнтон положил ладони мне на талию, лицом коснувшись моих волос, вдыхает их запах. Это не выглядит помешательством, тем, что можно назвать одержимостью или безумием. Это нежность пополам с муками души. Я причинила боль.
— Почему? — очень спокойно спросил он.
Я не сразу смогла ответить.
— Управлять, подчинять и властвовать, — очень тихо проговорила я. — По-другому ты не можешь, Джон, а я не могу вечно жить по твоим правилам. Мы не заодно. Мы можем ставить друг другу условия и совсем не умеем договариваться. Это ненормально.
Я почувствовала, как пальцы Джона крепче сжались на моей талии. Голос его стал жестче.
— Я во многом деспотичен. Прямолинеен. Бываю очень груб, — сказал он у меня за спиной. — Разве я когда-нибудь дал тебе повод думать о себе как-то иначе? Разве ты только теперь поняла, какой я?
— Я всегда знала, какой ты, — резко возразила я. — Я думала, что когда-нибудь со мной ты сможешь быть другим.
— Я никогда ни в чем тебе не лгал, — со сталью в голосе объявил он. — А ты мне лжешь постоянно. Даже теперь.
Чувствую, как мужчина улыбнулся, крепче прижав меня к своей груди.
Влажная ладонь накрыла мою руку, сцепив в замок наши пальцы. Откуда влага? Слезы с моих глаз уже некоторое время скатываются по щекам и падают ему на руки.
