— Тебе не нужны деньги, ладно…Тогда чего ты хочешь?
Совершенно не поменявшись в лице и с деловой прохладой в голосе Джон заявил:
— Я хочу, чтобы ты спала со мной.
От изумления у меня приоткрылись губы.
Смотрю на Джона и понимаю, он очень серьезен в выдвинутом предложении. За мной только право согласиться или отказаться. Я говорю:
— Ладно.
Продолжаем испытующе смотреть друг на друга. В лице Хэнтон остается строг, и взгляд его в этот самый миг до неприятного проницателен.
— Пока Джеферсон занят делами «Лоуренс нефть», я буду с тобой где угодно и когда угодно, — сказала я.
Мужчина вдруг направился ко мне.
— Ты явишься ко мне днем или ночью, всегда, когда я этого захочу.
— Не сделаю этого, только когда объективно не позволят обстоятельства, — возразила я.
Джон расстегивает верхние пуговицы рубашки. Я отступила на шаг назад.
— Если мы обо всем договорились, тогда я иду к Джеферсону.
— Ты сможешь сделать это позже, — в его тоне нет компромисса.
— Он в кабинете будет только час, а переговорить с ним нужно уже сегодня, — настаиваю я.
Джон расстегнул еще несколько пуговиц, частично обнажив грудь. Снял телефонную трубку и набрал несколько цифр.
— Патрик, какое дело у тебя назначено на три часа? — потребовал он и медленно расправился с еще одной пуговицей. — Перенеси встречу и дождись мисс Лоуренс в кабинете, — последнее прозвучало как приказ.
Выполнив один решительный шаг, мужчина набросился на меня. Впился мне в губы и сделал это жадно, властно и откровенно пошло. Он с силой вжал меня в край рабочего стола, задрал юбку и стянул белье.
По венам растеклось пламя жарче лавы, а Джон вдруг схватил меня за подбородок и заставил смотреть ему в глаза. На лице мужчины сразу расползлась довольная ухмылка.
— Ты хочешь меня не меньше, чем я тебя, — шепчет он.
Хэнтон вернулся к моим губам в глубоком и сильном поцелуе. Умопомрачительное удовольствие!
Я скучала по этим плечам и широкой твердой груди. Скучала по аромату дорогого одеколона и табака. Как кошка, вдыхаю восхитительные запахи, лишаясь собственного рассудка.
Джон Хэнтон не был нежен. Он был достаточно груб со мной, как если бы это было актом его мести мне за все, через что я заставила его пройти. И если это так, видит Бог, я рада такой мести!
Хэнтон накинул на плечи рубашку, а я разгладила на себе платье и теперь поправляю чулок. Мы сидим на полу, облокотившись о рабочий стол Джона.
В дверь постучались. Вошла Дэйзи. Девушка нисколько не смутилась увиденной сцены, сохранив невозмутимое выражение лица. Осторожно поставила поднос с кофе на пол между мной и Хэнтоном.
— Спасибо, Дэйзи, — в обычной деловой форме благодарит Джон.
Девушка уходит.
Пока я поправляю второй чулок, мужчина внимательно следит за мной. Вернув мне на плечо соскользнувшую лямку черного бюстгальтера, вдруг бросил:
— Выходи за меня.
Мне больше не интересен чулок. Я медленно перевела свой взгляд на мужчину.
— Что скажешь? — добавил он.
Отпуская мне свою жизнь, Анна дала только одно напутствие — быть счастливой. Что значит для меня быть счастливой?
Быть хозяйкой собственной компании?
Быть знаменитой?
Быть богатой?
Быть свободной?
Быть счастливой — значит заслужить любовь Джона Хэнтона. Но его любовь без должного уважения будет короткой — с этого все началось. Заслужить уважение такого мужчины как Хэнтон — значит быть равной ему.
— Ладно, — уверенно говорю я.
— Ладно? — коротко ухмыляется.
— Ладно, — так же уверенно повторила я и поднесла кофе к губам.
— Гнаться за тобой — долгое и кропотливое занятие, дорогая, — мужчина говорит спокойно, но в голосе угадывается претензия. — Неужели нельзя было обойтись без демонстрации своенравности?
— Своенравности, дорогой? — моя бровь многозначительно изогнулась вверх. — Если бы ты хоть сколько-нибудь считался со мной, ничего бы не было. Но ты убежден, что всегда знаешь лучше.
— Коллинс возник между нами тоже из-за личных обид?
— Мое поведение — не обида. Я ушла, потому что отношения с тобой стали обременительны, — спокойно говорю я. — Думала, мне будет лучше без тебя.
— И как, стало лучше?
— Я бы поняла, если ты оставил бы нас с Клайдом в покое. Хоть на какое-то время.
— В другой раз проще убить твоего любовника, — холодно выругался Джон.
— Коллинс не был любовником. Какой другой раз? — с раздражением заметила я. — А впрочем, неважно… Мне пора к Джеферсону.
В полдень выходного дня тепло и солнечно. На большом зеленом поле для гольфа в загородном клубе много игроков.
— Этим жестом вы кое-чего добились, — Алан Лонгер подразумевает фотографии, что доставил ему Генри Фриц. Всматривается строго по направлению движения белого мяча. Мяч остановился. Направляемся к новой позиции. — Моего уважения.
— Это… лестно, — без уверенности в голосе отозвалась я.
— Но это не значит, что вы можете рассчитывать на мое личное расположение к вам. Для меня важны только мои интересы, так же как и ваши собственные — для вас.
— А вы не боитесь, что однажды вместо защиты я приму позицию нападения?
— Сделайте мне одолжение… — Лонгер ударил клюшкой по мячу, и белый шарик покатился к лунке. — Очаровательная мисс Лоуренс, вы выбрали жизнь, в которой никогда не будет покоя. Вам придется защищаться — настанет день, начнете нападать. Ваш ход.
Я встала на позицию, примеряясь клюшкой к мячу.
— Локоть выше, — сказал Лонгер.
— Разве победа не в ваших интересах? — делаю, как сказал он, и мяч катится к лунке по хорошей траектории.
— Предпочитаю сильных соперников. Вкус победы ярче.
Я сосредоточилась на мяче, что остановился в нескольких метрах от лунки. Неплохо.
— Вы не любите Хэнтона и ни во что не ставите Гроуза. Чем я заслужила ваше расположение?
Лонгер и я идем по зеленому полю к мячам.
— Не люблю наследников.
— А вы разве не наследник?
— Я действительно из богатой семьи, но в ней я шестой сын, не говоря уже о сестрах. Мне ничего не досталось от наследства семьи, кроме имени. Я всего достиг сам. Так же, как и вы, — с любопытством смотрит на меня. — Око за око… Я нигде не нашел такого изречения. Эта мудрость принадлежит вам?
— Нет, — сказала я. Убедившись, что говорить больше я не стану, Лонгер сказал:
