Все это не шло Дамону на пользу — Елена это отчетливо видела. Его глаза побелели, как у напутанного жеребенка.
— Дамон, я умоляю тебя...
— А сделал тебе больно... я сам.
— Не ты. Ты же сам сказал. Тобой управляло другое существо.
— Ты так испугалась меня, что разделась.
Елена вспомнила про ту первую рубашку-пэндлтон.
— Я не хотела, чтобы вы с Мэттом дрались.
— Ты позволила мне взять твою кровь, когда сама этого не хотела.
На этот раз она не нашла что сказать, кроме «да».
— Я — Боже милосердный — я использовал свою Силу для того, чтобы причинить тебе страшное горе!
— Если ты имеешь в виду жуткую боль, от которой я билась в судорогах, то да. С Мэттом ты обошелся еще хуже.
На экране дамоновского радиолокатора Мэтта не было.
— А потом я похитил тебя.
— Попытался похитить.
— А ты выпрыгнула из машины на полной скорости, только чтобы быть подальше от меня.
— Ты играл в жестокие игры, Дамой. Они велели тебе играть в жестокие игры — и может быть, даже сломать свои игрушки.
— Я искал того, кто вынудил тебя прыгнуть из машины, — я не мог вспомнить ничего, что перед этим случилось. И я поклялся, что выну его глаза и вырву язык, прежде чем он подохнет в жутких мучениях. Ты не могла ходить. Тебе пришлось сделать костыль для того, чтобы идти но лесу, и как раз в тот момент, когда должна была подоспеть помощь, Шиничи завел тебя в ловушку. О да, я его знаю. Ты зашла в смежный шарик и ходила бы там до сих пор, если бы я его не разбил.
— Нет, — спокойно сказала Елена. — Я бы уже давным-давно умерла. Когда ты меня нашел, я задыхалась, помнишь?
— Да. — На мгновение на его лице промелькнула безумная радость. Но тут же вернулся затравленный, испуганный взгляд.— Я был твоим мучителем, твоим палачом, я запугал тебя до полусмерти. Я заставлял тебя вытворять черт знает что с... с...
— Мэттом.
— Господи.
Это действительно было воззвание к Всевышнему, а не просто восклицание, потому что он смотрел вверх, воздев сцепленные руки к небесам. — Я-то думал, что был в твоих глазах героем. Оказалось, что я был презренной тварью. Что теперь? По справедливости, я должен был бы уже лежать мертвым у твоих ног, — он посмотрел на нее широко раскрытыми безумными черными глазами. В них не было никакой иронии, никакой насмешливости, никакой холодности. Он выглядел очень юным, бешеным и отчаявшимся. Если бы он был пантерой, то истерически мотался бы сейчас по клетке, иногда вгрызаясь в прутья решетки.
А потом он склонил голову и поцеловал ее босую йогу.
Елена была в ужасе.
— Я в твоем распоряжении. Делай со мной что захочешь, — сказал Дамон сдавленным голосом.— Можешь приказать мне умереть, не сходя с места. Я наговорил много умного, и оказывается, что чудовище — это я.
И тут он зарыдал. Пожалуй, никакое другое стечение обстоятельств не могло бы вызвать слезы на глазах Дамона Сальваторе. Но он сам загнал себя в угол. Он никогда не нарушал слова, и он дал слово растерзать чудовище — чудовище, которое сделало все это с Еленой. Тот факт, что он находился под чужим влиянием — сначала чуть-чуть, а потом все больше и больше, пока его разум целиком не превратился в одну из игрушек Шиничи, которую можно брать и откладывать, когда заблагорассудится, — этот факт не мог оправдать его преступления.
— Ты знаешь, что я... что я проклят, — сказал он ей так, словно уже сделал первый шаг к раскаянию.
— Нет, не знаю, — сказала Елена. — Потому что я не верю, что это правда. И еще, Дамон, — подумай, сколько раз ты успешно им сопротивлялся. Я не сомневаюсь, что они хотели, чтобы ты убил Кэролайн в ту самую первую ночь, когда ты что-то почувствовал в зеркале. Ты сказал, что ты едва не убил ее. Я не сомневаюсь, что они хотят, чтобы ты убил меня. Ты собираешься это сделать?
Он снова склонился к ее ноге, и она торопливо схватила его за плечи. Видеть его мучения было выше ее сил.
Но теперь Дамон посмотрел направо, потом налево с видом человека, у которого появилась цель. Он крутил на пальце кольцо с лазуритом.
— Дамон! О чем ты думаешь? Скажи мне, о чем ты думаешь!
— О том, что он снова может превратить меня в свою марионетку — только на этот раз кнут будет настоящим. Шиничи... создание такое чудовищное, что твой невинный разум вряд ли может это осознать. И он может взять надо мной власть в любую секунду. Ты уже это видела.
— Не сможет, если ты позволишь мне поцеловать тебя.
— Что? — Он посмотрел на нее так, будто она плохо следила за предыдущим разговором.
— Позволь мне поцеловать тебя — и вытащить из тебя умирающего малаха.
— Умирающего?
— Его смерть становится все ближе каждый раз, когда у тебя хватает сил игнорировать его.
— Он... очень большой?
— Сейчас уже примерно с тебя величиной.
— Хорошо, — прошептал он. — Мне хотелось бы одного — сразиться с ним самому.
— Pour le sport'
[8]
? — спросила Елена, продемонстрировав, что прошлое лето, проведенное во Франции, не прошло впустую.
— Нет. Потому что я ненавижу эту тварь. Я с радостью вынесу боль в сто раз сильнее, чем его боль, если только буду знать, что делаю плохо ему.
Елена решила, что надо ковать железо, пока горячо. Он готов.
— Позволишь мне сделать это самой?
— Я уже сказал тебе прежде. Чудовище, причинившее тебе боль, стало твоим рабом.
Ладно. Это они обсудят как-нибудь потом. Елена наклонилась вперед и вскинула голову, едва заметно сжав губы.
Несколько мгновения спустя Дамон, Дон Жуан темноты, понял ее.
Он поцеловал ее очень нежно, словно боясь прижаться к ней слишком плотно.
— Крылья Очищения, — прошептала Елена губами, прижатыми к его губам. Эти крылья были белыми, как нетронутый снег, и ажурными, так что в каких-то места их почти и не было. Они широкой дутой изогнулись над Еленой, блестя переливами, которые вызвали у нее ассоциации с лунным светом на замерзшей паутинке. Они накрыли смертную девушку и вампира сетью, сотканной из алмазов и жемчуга.
— Тебе будет больно, — сказала Елена, сама не понимая, откуда она это знает. Информация, похоже, поступала к ней порция за порцией в тот момент, когда это было нужно. Это было как во сне, когда великие истины открываются сразу, без изучения, и принимаются без удивления.
Именно так она и поняла, что Крылья Очищения найдут и уничтожат чужака внутри Дамона, и что его ощущения при этом будут очень неприятными. Когда стало понятно, что малах не собирается покидать тело Дамона добровольно, Елена сказала, следуя подсказке внутреннего голоса:
