– Ты надолго приехал?
Я наблюдал за тем, как дядя кладет телефон на стол, наливает в стакан виски и придвигает его ко мне.
– Думаю остаться до сбора клана.
– Ты хочешь провести его тут?
В душе шевельнулось беспокойство.
– Да. Все участники уже оповещены. У нас с тобой есть всего пять дней, чтобы заняться делом. Бери.
Герман кивнул на стакан.
– Нужно выпить за твою удачу.
Он взял бутылку и плеснул в свой бокал немного виски.
– И за соседку. Дашу, да?
Мне достался внимательный взгляд.
– Да.
Я кивнул и залпом опрокинул стакан.
Глава 13
Пашкин дом встретил мое появление тишиной. Странно. Неужели Носов еще спит? А Луфи где? Опять куда-то сбежал? Я вошла в прихожую и растерянно огляделась. Вокруг царил полный хаос. Рядом с вешалкой валялся наполовину выпотрошенный рюкзак, повсюду были разбросаны обертки от конфет и хлебные крошки, тут же лежал разорванный пакет собачьего корма, а в гостиной, куда я вошла с весьма нехорошим предчувствием, валялись стулья, пустые бутылки из-под вина и свернутая шкура. И посреди этого бедлама, на неразобранном диване, спал Пашка, а рядом, положив морду ему на грудь, дрых Луфи.
Да… Картина маслом. Хорошо же они тут вчера погуляли!
– Подъем! – гаркнула я.
Луфи дернулся, вскочил и громко залаял, а Пашка подорвался с дивана, запнулся о свернутую шкуру и рухнул на пол.
– Носов, у тебя что, вечеринка была?
Я пнула ногой банку из-под пива и уставилась на друга.
– Даш, чего ты так орешь? – сжав голову руками, простонал тот. – У меня сейчас башка треснет.
– Пить надо меньше.
– Да я не пил! Вернее, пригубил чуть-чуть, – усевшись на полу, промычал Пашка. – И вообще, ты своему Илье нотации читай, это он пьет, а я всего ничего…
– Оно и видно, что ничего, – проворчала я и подняла зазвеневшие бутылки.
– А ты почему так быстро вернулась?
Носов зевнул, с хрустом потянулся и скривился.
– Паш, уже десять утра.
– Да? – удивился Пашка и тут же снова поморщился. – Луфи, уймись! Только тебя не хватало!
Пес обиженно гавкнул, сел у моих ног и преданно уставился в глаза.
– Вот как вас одних оставлять? – спросила я у него. – Превратили дом в какой-то хлев.
– Синицына, не нуди, – пробормотал Пашка.
– Я еще даже не начинала. Иди в душ и приведи себя в порядок, а я пока кофе сварю.
Луфи звонко гавкнул, а Пашка обхватил голову руками и театрально застонал.
– Не пытайся меня разжалобить, Носов, – подпустив в голос строгости, посмотрела на друга. – Поднялся – и марш наверх!
– Нет в тебе, Дашка, ни капли сострадания, – вздохнул Пашка. – Черствая ты женщина.
– Давай-давай, начинающий алкоголик. Не тяни время.
Носов снова громко вздохнул, кое-как поднялся и поплелся к лестнице, а я выпустила Луфи во двор и пошла на кухню, варить кофе.
Спустя десять минут на столе дымились две большие чашки, а напротив меня со страдальческим видом сидел Пашка и смотрел такими несчастными глазами, что мне хотелось погладить его по голове и поцеловать в макушку.
– Вчера Девяткин приходил, – сказал Павлик. – Показания снимал.
– И что ты ему рассказал?
– Да все, как было. Кстати, Леху тоже задержали. Он у Игоря в подельниках ходил, тот дружка сразу слил.
– Это Девяткин рассказал?
– Ну да. Мы с ним по пятьдесят грамм выпили, он и разоткровенничался. Сказал, до твоего приезда у них тут тишь да гладь была, зато теперь весело.
– А я-то тут при чем?
– Да брось, Даш, – хмыкнул Павлик. – Это ж ты москвичей в поселок притащила.
Хорошенькое дельце! Выходит, я еще и виновата?
– Семеныч говорит, как только тебя увидел, сразу понял, что спокойной жизни пришел конец, – продолжал ехидничать Пашка. – Хорошая интуиция у мужика.
– Значит, вы тут вдвоем пьянствовали?
– Ну не то чтобы пьянствовали, так, выпили немного за тайны следствия.
– Вижу я ваше «немного».
Я обвела взглядом устроенный мужиками бардак и вздохнула, а Пашка отхлебнул кофе и молча уставился в окно. Я тоже молчала. В голове крутились мысли об Илье, о его приехавшем дяде, о предстоящем разговоре, о том, что нас ждет, и что будет дальше.
– Ну и как у вас с ним? – спустя несколько минут, спросил Пашка. Голос его звучал глухо.
– Нормально.
Впервые в жизни мне не хотелось обсуждать с другом свою личную жизнь. Раньше я с легкостью могла пожаловаться на Кирюшу или рассказать об очередных перлах его матушки, но сейчас все стало по-другому. То, что происходило между мной и Ильей, было только нашим, и посвящать кого-то третьего казалось мне настоящим кощунством.
– Вы уже думали, что дальше?
Пашка говорил словно через силу.
– Пока нет.
– Значит, у вас что-то вроде курортного романа?
– Не знаю, Паш. Я еще ни в чем не уверена.
Во дворе раздался лай Луфи, и я встрепенулась.
– Чего это он? – насторожился Пашка.
– Похоже, кто-то пришел.
Я вскочила из-за стола и подбежала к окну. Рядом с калиткой стоял высокий старик в темно-синем костюме и в светлой шляпе. Странно. Такая жара, а он при параде.
– Это еще кто? – удивился Пашка. Он остановился рядом со мной и уставился на гостя недоуменным взглядом. – Очередной твой знакомый?
Я не ответила, разглядывая загадочного старика. В голове забрезжила догадка.
– Даш, ты его знаешь? – не отставал Пашка.
– Вроде того, – пробормотала я и добавила: – Схожу выясню, что ему нужно. А ты пока допивай кофе, может, вернешь себе человеческий облик.
Пашка буркнул что-то невразумительное, но я его уже не слышала. Бросила взгляд в зеркало, пригладила волосы и выскочила из дома.
Луфи нигде не было видно, старик по-прежнему стоял у калитки.
– Чем могу помочь? – открыв ее, поинтересовалась у гостя.
Тот отвечать не торопился. Он рассматривал меня цепким взглядом черных, удивительно молодых глаз, а я смотрела на него, подмечая явное сходство с Ильей. Тот же чуть прищуренный взгляд, те же высокие скулы и нос с горбинкой, то же хищное выражение лица. Только волосы не темные, а седые. Импозантный, с идеальной выправкой, костюм дорогой, явно сшит на заказ, начищенные до блеска туфли смотрятся на белой щебенке слишком чужеродно, а крупный перстень на мизинце правой руки еще больше подчеркивает эту чужеродность. И если Илья напоминал героя американских вестернов, то его дядя – а у меня даже сомнений не возникло, что передо мной именно он – выглядел как представитель старой европейской аристократии. Вот только рассматривал он меня таким тяжелым взглядом, что тот казался почти ощутимым, как дуло двустволки.
