Он описывал духовное мировоззрение как «искажение картины реального мира, подобное бреду… которое удерживает [людей] в состоянии психического инфантилизма»
[67]. «Религии человечества следует отнести к разряду коллективного бреда», – это еще одна цитата. Религию Фрейд называл «коллективным неврозом навязчивых состояний»
[68]. Он считал, что Иисус Христос – либо «часть мифологии», либо просто «обычный человек, страдающий бредом»
[69]. В письме к другу Оскару Пфистеру, служителю Церкви, Фрейд называет учение Иисуса «психологически невозможным и бесполезным для жизни» и приходит к такому заключению: «Не вижу никакой ценности в “подражании Христу”»
[70]. Тут он косвенно указывает на знаменитую и для многих важную книгу «О подражании Христу», написанную, как принято считать, Фомой Кемпийским в первой трети XV века: в ней читателя призывают следовать примеру Иисуса Христа в Его самоотречении и любви к другим.
* * *
Первые тридцать лет жизни атеистом был и Льюис. Его материализм сформировался еще в подростковом возрасте. До того он исполнял обычные обряды – как это делали в его семье и в закрытых школах. Обязательное посещение храма было «возможностью помечтать». Он вспоминал в автобиографии: «У меня не было никаких религиозных переживаний… Меня учили делать обычные вещи, бубнить молитвы и в положенные дни ходить в церковь». Это было скучно и не волновало ума. То была механическая религиозность, к которой он «не питал никакого интереса»
[71].
Учеба лишила его всех остатков детской набожности. «Не верю я ни в какого Бога», – писал он другу Артуру Гривсу, когда обоим не было и двадцати. Уже тогда Льюис просто и четко определил свою позицию.
Десятилетие спустя, занимая пост преподавателя в Оксфорде, Льюис пережил радикальное изменение – он перешел от атеизма к вере, основанной на Ветхом и Новом Заветах. Ряд бесед с другими преподавателями, чей ум он глубоко уважал, и многолетнее чтение трудов иных авторов привели Льюиса к твердой вере – и не только к вере в Творца вселенной, но и в то, что этот Творец вмешался в человеческую историю.
А в предисловии к своей самой известной книге Льюис описывает свое мировоззрение в девяти словах: «Есть один Бог… а Иисус Христос – Его единородный Сын». Позднее в той же книге Льюис говорит об этом подробнее. Он пишет, что все человечество делится на две категории, «на большинство, верующее в того или иного Бога или богов, и на неверующее меньшинство». Далее он делит верующих на тех, кто, подобно индуистам, верит, что «Бог вне добра и зла», и на прочих – иудеев, мусульман и христиан, которые верят, что «Бог несомненно “благ” или “праведен”, а еще пристрастен, любит любовь и ненавидит ненависть». Согласно библейскому мировоззрению, «Бог создал мир… пространство и время, жару и холод, и все цвета, и всякий вкус, и всех животных, и все растения», но в то же время «в мире, который создал Бог, произошло немало плохих вещей, и Бог настойчиво, крайне настойчиво хочет, чтобы мы все исправили».
Но Бог – не единственное сверхъестественное существо. Есть и «Темная Сила во вселенной… Сила, стоящая за смертью, болезнями и грехом… тот, кто был сотворен Богом и был добрым, когда был сотворен, и сбился с пути». Льюис утверждал, что эта Темная Сила есть «князь мира сего» и что теперь мы живем на «территории, оккупированной врагом».
Почему же благой и всемогущий Творец создал такой мир, который мог испортиться и испортился? «Бог создал существ со свободной волей, а только свобода воли, хоть и делает возможной зло, делает возможными любовь и радость в их подлинном смысле». Но злоупотребление этой свободой сделало род человеческий ужасом для Бога и для себя. Итог – человеческая история, в которой есть рабство, войны, проституция и нищета, «долгая ужасная история того, как человек пытается найти хоть какой-то источник счастья помимо Бога».
Льюис говорит, что Бог снова и снова вмешивается в нашу жизнь. «Во-первых, Он дал нам совесть, чувство правильного и неправильного, и на протяжении всей истории были люди, пытавшиеся следовать ей. Ни у кого это не получилось». Во-вторых, Бог дал роду человеческому истории, «рассеянные по разным языческим религиям, о боге, который умирает и снова возвращается к жизни и который через свою смерть неким образом дает людям новую жизнь». В-третьих, Бог выбрал один народ – евреев, чтобы они знали, каков этот Бог, «что Он только один и заботится о верном поведении». Этот период обучения народа отражен в еврейских священных книгах.
А затем происходит нечто головокружительное. «Среди евреев вдруг появляется человек, проповедующий так, словно он – Бог». Льюис пишет: появись этот человек среди индуистов или других пантеистов, где люди часто говорят, что они едины с Богом или они есть часть Бога, его притязания были бы понятны. Но он был евреем, а для евреев Бог – «Существо вне мира, сотворившее этот мир». В таком контексте слова того, кто претендовал на место Бога, «шокировали сильней любых иных».
* * *
Фрейда бы это не впечатлило. Он выдвигал два главных аргумента против существования Разума вне вселенной: во-первых, психологический аргумент об удовлетворении желаний, а во-вторых – аргумент, связанный со страданиями. Оба популярны и сегодня. Психологический аргумент использовали и до Фрейда, но он внес нечто новое. Вряд ли можно назвать оригинальным и довод о страданиях; много веков он был самым серьезным препятствием на пути к вере и для верующих, и для неверующих. И Фрейд его использовал не раз.
Психологический аргумент Фрейда против духовного мировоззрения основывается на представлении, согласно которому все религиозные идеи укоренены в глубинных человеческих желаниях, а потому это – иллюзии, ложные верования. В знаменитой книге «Будущее одной иллюзии» Фрейд пишет: «Нам надо сказать себе: было бы очень приятно, если бы существовал Бог, сотворивший этот мир, и благожелательное провидение, и нравственный порядок во вселенной, и загробная жизнь, но поразительнейший факт – все это именно так, как мы обречены желать»
[72]. И потому вера в Бога, заключает Фрейд, – просто проекция сильных желаний и внутренних потребностей. «Религиозные идеи, представленные нам как учения, – пишет он, – это фантазии, это исполнение самых древних, самых сильных и самых неотложных желаний человечества. Секрет их силы – в силе таких желаний»
[73].
Фрейд признает, что многие до него думали и писали об этом, особенно немецкий философ Людвиг Фейербах. «Я не сказал ничего такого, чего бы еще полнее и убедительнее не сказали прежде другие, бывшие лучше меня», – скромно пишет Фрейд и добавляет: «Их имена хорошо известны, и не стану цитировать их, чтобы не возникло впечатления, будто я хочу поставить себя в один ряд с ними»
[74].
