Интерфероны не оправдали возложенных на них ожиданий и не стали пенициллином от рака.
Пробирка пережила поездку, и начались эксперименты по выращиванию T-лимфоцитов в таких количествах, которые ранее считались невозможными; более того, Розенбергу обещали, что в скором времени ИЛ-2 будет еще больше. С ростом производства пробирки превратились сначала в банки, потом в целые ведра; ученый Пол Шписс позже рассчитал, что для того, чтобы получить столько же ИЛ-2, сколько оседало на дне пробирки и оставалось неиспользованным, естественным путем, пришлось бы пожертвовать 900 миллионами мышей.
Интерлейкин (ИЛ-2) – это невероятно мощный цитокин, который очень быстро распадается – через менее чем три минуты. Для ученых конца 20 века это было одно из самых дорогих веществ на планете.
«Мне казалось, словно передо мной стоит мощная машина, что ее двигатель готов взреветь, но я не могу найти ключ зажигания, – позже вспоминал Розенберг. – Я спрашивал себя, не может ли этим ключом стать ИЛ-2. А теперь я смог найти ответ».
Как и было обещано, его лаборатория применила методичный подход к экспериментам, которые были основаны на еще не доказанном предположении, что T-лимфоциты умеют распознавать антигены человеческих раковых клеток. Ученые использовали два основных способа применения интерлейкина-2 для того, чтобы вырастить армию T-лимфоцитов, которая, возможно, сможет задавить рак числом. Первый способ: взять образец Т-лимфоцитов пациента, «удобрить» их ИЛ-2, затем ввести пациенту многочисленную армию T-лимфоцитов. Второй способ: ввести ИЛ-2 прямо в кровеносную систему пациента, чтобы поддержать любую естественную реакцию иммунной системы.
При достаточной дозировке оба способа сработали на мышах. Но к ноябрю 1984 года стало ясно: то, что сработало на мышах, не подходит людям33.
«Возможно, именно тогда я впервые усомнился, верный ли путь избрал», – позже говорил Розенберг. То было редкое признание в неуверенности со стороны напористого хирурга, а также огромное преуменьшение человеческих ставок и масштабов его провала. Конгресс, вложивший сотни миллионов в войну с раком, хотел видеть результаты; Розенберг работал в государственной лаборатории, тратил деньги налогоплательщиков на свиней и мышей и потерпел шестьдесят шесть последовательных «провалов» – шестьдесят шесть человек, с которыми он познакомился и попытался помочь, пробуя один экспериментальный подход за другим, все равно умерли.
Розенберг потерпел 66 провалов – 66 человек, которым он пытался помочь, последовательно умирали.
Наконец, 29 ноября 1984 года, отчаянно надеясь, что хоть что-нибудь сработает, он попробовал объединить оба способа, причем еще и удвоить предыдущую дозировку этого мощного цитокина.
Его команда ввела болюс «оплодотворенных» интерлейкином-2 T-лимфоцитов женщине по имени Линда Тейлор, дочери моряка, работавшей военным атташе; она страдала от безжалостной меланомы, которая не реагировала ни на какие другие методы лечения. Понадобился почти час, чтобы ввести 3,4 миллиарда клеток в ее руку. Затем ей в течение шести дней делали инъекции больших доз ИЛ-2 (более 40 миллионов единиц в день), чтобы продлить иммунное действие.
Комбинированная терапия сработала. Через несколько недель опухоли начали уменьшаться и стали мягкими, а под микроскопом обнаружилась некротическая ткань, мертвые опухоли. К марту следующего года снимки вообще не показали у Тейлор никаких признаков рака. «Он исчез», – сообщил Розенберг. Терапия сработала. Его охватило сильнейшее желание продолжать работать с этой комбинированной техникой, «пробовать еще», найти новых пациентов.
Результаты большого исследования оказались неоднозначными. Терапия по-прежнему не помогала большинству пациентов, а побочные эффекты разнились от изнурительных до смертоносных. Розенберг рассказывал, как вместе с командой посещал пациентов, которые реагировали на лечение, и очень радовался, но затем хорошее настроение быстро улетучивалось: пациенту в соседней койке терапия вообще не помогала, и он лишь сильнее страдал из-за побочных эффектов. Они даже не представляли, почему метод лечения, который работал для одних пациентов, терпел полный провал с другими. Так что, хотя терапия дала ценные данные и помогла некоторым пациентам, никаких точных доказательств получить не удалось. Лечение интерлейкином-2 помогало одним пациентам избавиться от рака, но других при этом убивало. Этот исход был эмоционально и физически утомительным. Даже у тех, кому удалось пережить и лечение, и рак, еще много лет сохранялись травматические воспоминания.
Объединение двух терапий одним людям помогало исцелиться от рака, а других губило – и никто не понимал, почему.
Но Розенберг настаивал, что подобные цифры в общем-то не необычны для исследований рака. Пациенты в этих экспериментах знали, что прием экспериментальных лекарств – это, конечно, рискованно, но вот если не делать вообще ничего, смертность составляет сто процентов. Тем не менее некоторые сотрудники NCI хотели прекратить эксперимент. Розенберг поклялся, что не остановится, «пока меня не заставят». В конце концов именно это и сделали.
То было мрачное время для Розенберга, но он считал, что нужно продолжать проверку всех возможностей терапии и объявить о результатах – как хороших, так и плохих. Кроме того, на президента Национального онкологического института, пионера химиотерапии доктора Винсента Де Виту34, сильно давили в Конгрессе, требуя хоть каких-нибудь доказательств успеха в борьбе с раком после всех потраченных миллионов. Той осенью New England Journal of Medicine принял статью Розенберга и соавторов, в которой осторожно сообщалось о результатах работы с двадцатью тремя пациентами. Статья должна была выйти в декабре 1985 года, но за неделю до публикации ее разослали под подписку о неразглашении репортерам из отделов здоровья, чтобы они успели подготовиться. Это, позже писал Розенберг, стало большой ошибкой.
На газетных прилавках еще до выхода научной статьи Розенберга появился журнал Fortune, на обложке которого была пробирка с медицинского вида жидкостью и подписью: «Интерлейкин-2, убийца опухолей от Cetus Corps».
А заголовок гласил «Прорыв в лечении рака».
Розенберг говорит, что его чуть удар не хватил. «Прорыв в лечении рака», сказал он, – это гипербола из тех, которых серьезные ученые стараются избегать; обложка Fortune была безответственной и обманчивой. Да, меньшинству пациентов терапия полностью помогла, но они не могут предсказать, кому именно терапия поможет, или объяснить, почему для одних пациентов и видов рака она работает, а для других – нет. Более того, даже у некоторых пациентов, которым терапия помогла, позже случился смертельный рецидив. «Мы не вылечили рак, – сказал Розенберг. – Мы только нашли трещину в его каменном лице».
Первые успехи в борьбе с раком были растиражированы СМИ как «прорыв» в лечении. Но таковым он не являлся.
Тем не менее благодаря обложке Fortune и «специальному выпуску» NEJM неделю спустя джинна «прорыва» уже выпустили из бутылки. Все крупные телеканалы дали новость о научном открытии в вечерних выпусках. На следующий день о нем сообщили на первых страницах New York Times, Los Angeles Times, USA Today, Washington Post, Chicago Tribune и сотен других газет по всему миру. Розенберг согласился устроить Тому Брокоу экскурсию по госпиталю, надеясь хоть как-то смягчить сенсационный тон обложки Fortune, но эта история уже задала общий «прорывный» тон. Затем последовали статьи в еженедельных журналах – о терапии много писали в Time, а сам доктор Стив Розенберг улыбался с обложки Newsweek.
