B-лимфоциты не убивали болезни напрямую; они вырабатывали антитела, а антитела помечали заболевания, которые должна убивать врожденная иммунная система. Именно так многие годы учили иммунологов, и исследования тоже развивались в направлении дальнейшего выяснения подробностей в этом сценарии.
– Но потом появились T-лимфоциты, и люди говорили: ну, они работают иначе, убивают зараженные клетки напрямую, – говорит Эллисон. Если добавить T-лимфоциты к картине с B-лимфоцитами, все выглядит слишком сложным. Эволюция обычно довольно консервативна, она снова и снова использует одни и те же биологические процессы, переориентируя и надстраивая известные конструкции вместо того чтобы начинать с нуля. Если иммунная система сложна, то эти «усложнения», скорее всего, выросли из одних и тех же корней и используют похожие механизмы. Практически невозможно было представить, что природа может создать две совершенно разные системы с частично пересекающимися задачами в одном организме.
– Он все равно читал этот курс, но потом я приходил к нему в кабинет и спрашивал: «Доктор Мэнди, почему вы не верите, что T-лимфоциты убивают зараженные клетки?» а он отвечал: «Ну, я не знаю, просто это кажется слишком странным».
Все выглядело так, словно если бы наши почки удаляли токсины из крови совершенно разными способами, никак не связанными друг с другом. Эллисон тоже считал, что это странно, но по-хорошему странно. Он хотел все «проверить», узнать об этом побольше.
– То было фантастическое время в науке, – вспоминает Эллисон. – Иммунология всегда была довольно непонятной отраслью – ну, все, конечно, знали, что у нас есть иммунная система, потому что прививки работали. Но никто не знал особых подробностей.
Он уже достиг потолка в единственном классе иммунологии, доступном ему в Остине.
7. Макрофаги и дендриты (биологи называют их просто «антиген-представляющими клетками», или АПК) служат чем-то вроде живого плаката, которые показывают номера, выигравшие в последней лотерее, в виде уникальных образцов антигенов болезни. Каждая из миллиардов адаптивных иммунных клеток рождается со своим лотерейным билетом. В конце концов номера совпадают: случайным образом находится B– или T-лимфоцит, который точно соответствует представленному антигену, и он начинает размножаться, составляя целую армию клонов с одним и тем же выигрышным билетом против болезни, после чего начинается адаптивная иммунная реакция.
8. – Я был как-то немного разочарован, – вспоминает Эллисон. Он хотел поступить в какой-нибудь «первоклассный» вуз, чтобы изучать иммунологию. – Но я снова занимался биохимией – очищал белки, секвенировал их и так далее. Старшие товарищи заставляли тебя заниматься черновой работой, а все остальное они называли «моделированием», ну, типа «не составляй модели, не думай, просто работай!» В общем, я сказал им: если это наука, занимайтесь ей сами, а я поеду назад в Остин! Но тогда я был в Сан-Диего. Я женился и пару дней в неделю играл с кантри-группой. Неплохо проводил время.
Помните Spanky and Our Gang, у них еще песня была, Like to Get to Know You? Я играл с группой, которая однажды выступала у них на разогреве, и даже был знаком со Спанки Макфарлейном.
Длинноволосый кандидат наук, игравший на губной гармошке, – это круто, он хорошо вписался в музыкальную сцену.
– Я играл в заведении под названием «Стингрей». У нас была группа, которая называлась Clay Blaker, the Texas Honky-Tonk Band. У меня была основная работа, а у всех остальных – нет. Все остальные в группе, ну… Я просто временами с ними тусовался и играл, ну, знаете, пару сетов, или может быть, половину сета, или еще что-то такое. Я хорошо с ними сдружился. Через них я познакомился с другими ребятами. Я был довольно популярен как исполнитель на губной гармошке для молодых певцов, которые хотели играть на «открытых микрофонах» и прочем подобном. Наша группа стала довольно знаменитой в регионе, который назывался Норт-Каунти. Это в Энсинитасе, штат Калифорния. Мне довелось увидеть ту сторону жизни, которую я краем глаза видел, когда рос в Элисе, ну вы знаете, довольно нервную, даже жестокую.
К тому времени Джим уже был женат и работал семь дней в неделю и, как всегда, не давал себе отдыха.
– Мы играли каждый вечер вторника, часто – по вечерам в пятницу, а иногда и в другие дни.
Играть на губной гармошке в кантри-клубах в глубинке – не самая легкая работенка.
– Может быть, вы и не знаете, но этот район Калифорнии довольно-таки реднековский, – вспоминает Джим. – Там довольно регулярно были драки, обычно они начинались, когда один ковбой слишком увлеченно танцевал тустеп и врезался в другого парня, а тот говорил: «Не делай так больше». Ну а потом… ну, танцевал он так, понимаете? и это повторялось снова. Добавьте к этому пиво, толпу, ну и вскоре…
На самом деле был один парень по имени Лютер, он постоянно приходил нас слушать. Мы его очень любили. Просто обычный большой, долговязый парень, который любил отплясывать. Там еще были ребята из другого клуба, которые побывали на нашем концерте и решили прийти и в этот клуб нас послушать. Практически целая банда собралась.
В общем, где-то на третий или на четвертый раз этот парень врезался в Лютера. Ну, вы знаете, Лютер дружил со всеми. Я стоял на сцене, а внизу парень, это вообще безумие какое-то, парень, который только что. Он был довольно задиристый, но он отсидел в тюрьме за конокрадство. В общем, он был там, у него была сломана рука, он ходил в гипсе. Он подбежал к парню, который врезался в Лютера, и, ну, врезал ему этим гипсом, и он полетел параллельно полу. А я играл, понимаете? Этот парень летит параллельно полу, и я уворачиваюсь. А потом этот парень запрыгивает на сцену, и все уже выглядит как настоящий вестерн.
Я такой: «Ого». Того парня под сценой я хорошо знал, но он такой: «О, блин. О, блин». Да, вот такие вещи у нас бывали. Очень весело. Однажды он попал на вечеринку к какому-то музыканту – собственно, его туда на самом деле не звали, потому что это была вечеринка в честь выхода нового альбома Вилли Нельсона Red Headed Stranger. Все закончилось тем, что он потащил Вилли Нельсона и часть его группы на «открытый микрофон» в кантри-клубе, а потом они вернулись в гостиницу на его выцветшем красном микроавтобусе «Фольксваген».
Через много лет Эллисону довелось заменять одного из музыкантов в группе Вилли Нельсона. Эллисон – основатель состоящей из иммунологов кантри-группы The Checkpoints. И они на самом деле очень даже неплохи.
9. «Если я видел что-то интересное, то обычно искал пару статей, на которые там ссылались, копировал их на ксероксе и вез домой.
Тогда я жил в Остине. Моя жена работала в Остине, а я там жил и каждый день проезжал сорок пять миль до Смитвилла. В конце концов мы купили дом в недостроенном жилом комплексе с восемнадцатью акрами земли. Лаборатория располагалась в государственном парке. Она стояла на лесной полянке. Я купил землю в лесу, примерно полторы мили, потому что у меня был мотоцикл, или иногда я просто ходил пешком. После этого я стал ездить в Остин по выходным, чисто на вечеринки».
