Итак, пути к отступлению оказались перекрыты, так что можно была спокойно расслабиться и вкушать плюсы салона класса люкс. В кресле хоть зарядку делай, хоть калачиком сворачивайся!
Водитель продолжал пыхтеть и поглядывать на мобильник явно с желанием его сварить в кипятке или воспламенить взглядом. Если так будет продолжать, у него точно получится!
А я не люблю долго молчать, и тем более не люблю напряжённую обстановку. И, если уж на то пошло, повода напрягаться у меня не было: пули не свистят, на спектакль ещё не опоздала. В крайнем случае сделают прогон и без крыльев, а до семи вечера я или пешком дойду, или мы доползём…
— А усы у них всё-таки бывают, — высказала я мысль вслух.
— У кого? — воззрился на меня замученный жизнью красавец.
— У парикмахеров. И даже у некоторых парикмахерш, если в Нахичевань заехать.
— Вы ещё бородатую женщину вспомните, — буркнул водитель.
— Это которая на Евровидении? — оживилась я. — Как её забыть! А песня-то классная была!
— Не помню.
— Хотите напою? — Я радостно развернулась к нему всем корпусом.
— Не надо! — рыкнул в ответ не-Бонд, и я осеклась.
Но обидеться не успела, поэтому заметила:
— А зря. Я хорошо пою.
Он покосился на крылья и феечкины рожки из пакета, нахмурился и бросил:
— В детском саду? Воспитательница, что ли?
Я даже возмутилась: где он видел воспитательниц в таких воздушных платьях, на таких каблуках и с прической Мерлин Монро? Ну и что, что очень похудевшей? Ладно, платья под пальто не видно. Декольте тоже. Зато налицо алая губная, тени «smoky eyes» и мои ресницы! Я их так тщательно завивала прибором, который папа называет «привет от инквизиции» и весело ругается, когда я предлагаю ему что-нибудь завить. Люблю папу пугать и погоняться с щипчиками за ним по квартире.
Нет, вообще желание этого красавца присвоить мне то одну профессию, то другую, мне не понравилось, и это побудило меня ляпнуть:
— Почему в детском саду?! Может, в стриптиз-клубе?
Он выпрямился, резко обернулся и посмотрел на меня повнимательнее. Затем покачал головой.
— Нет. Детей туда не берут.
— Почему это детей?! — возмутилась я. — Я вполне совершеннолетняя и даже с высшим образованием. — Чуть не ляпнула про «половозрелую».
— Но не с таким взглядом, — констатировал он.
А с каким? Я думала, мой взор — чарующий и полный соблазна… В инструкции к «щипцам для завивки ресниц» было написано: «Хотите магический взгляд, привораживающий мужчин?»
Я очень хотела! Но не-Бонд добавил:
— Поживёте с моё, поймёте.
— Неужели вы пенсионер? — снова вырвалось у меня.
Он взглянул на меня прискорбно и объявил, как приговор:
— Мне сорок. Почти…
— Подумаешь? — Пожала я плечами. — А мне двадцать пять.
— Взрослым врать не хорошо.
— Паспорт показать?
— Хм? — Он опять внимательно посмотрел на меня и буркнул: — Не надо.
Я вздохнула с улыбкой.
— Ну и хорошо, а то за шампанским всегда хожу с документами. Нет, мне это, конечно, льстит, но думаю, что возраст — это не то, чем хвастаются.
— Мои года — моё богатство, — невесело усмехнулся красавец и постучал пальцами по рулю. Похоронный марш.
Я заметила белый след от кольца на пальце. С ним явно что-то не так… А я категорически не могу, когда рядом кто-то грустный, и поэтому я опять развернулась к нему всем телом и заявила:
— Нет, я вовсе не о том. Моей прабабушке девяносто, и она повторяет одну и ту же фразу, как заезженная пластинка, еле стоит на ходунках, но может огреть кузена веником, чтобы потом улететь на пол, потому что не удержалась, и когда её спрашиваешь, растирая синяки мазью: «Бабуля, тебе девяносто уже, когда помудреешь?», она отвечает, что чувствует себя, словно ей двенадцать, и не понимает, почему собственно должна сдерживаться, если очень хочется кому-то по попе веником. Мудреть она не собирается, ей и так хорошо. А я, несмотря на свой возраст, знаю, что агрессией делу не поможешь и конфликты нужно решать мирными переговорами, и вообще чувствую себя старше и её, и даже родителей. Так что возраст тут совершенно не при чём!
Красавец смотрел на меня неотрывно, точнее на мои губы. Потом перевёл взгляд на глаза и спросил:
— Почему вы все, женщины, так много говорите?
Я озадачилась.
— А это плохо?
— Да.
Я вздохнула и потянулась за телефоном.
— Ну ладно, тогда помолчу.
— Прекрасная мысль. Как ни странно…
— Угу, я же блондинка…
— Извините, вырвалось.
— Не извиняйтесь, я не обиделась.
— Правда?
— Правда.
— Ого, — присвистнул он.
— Не свистите, денег не будет. Придётся на самом деле таксовать.
Красавец хмыкнул. Светофор снова поиграл жёлтым-красным, фура утробно порычала, УАЗик рыгнул на нас угарным газом. Мой водитель взялся за руль и проехал полметра. И всё опять встряло. Видимо, это судьба.
Я устроилась на кресле поудобнее и включила 4G в телефоне. Мы же не разговариваем? Нет. Жалко, конечно. У него мимика интересная. И глаза. И нос, как у римского патриция. Или у итальянца. Да какая разница? Не говорим и не говорим… Может, человеку жизненно важно сейчас помолчать? А лучший способ не разговаривать — поболтать с кем-нибудь в соцсети. Я написала Валюхе:
«Звезда моя, я в пробке, еду, точнее больше стою. Но пожалуйста, не звони.
Почему?
Неудобно.
Сколько тебе ещё ехать?»
Я глянула на часы, на столпотворение на проспекте и подумала, что вечность. Но набрать в ответ не успела, потому что теперь красавец развернулся ко мне всем торсом, опёрся о руль и спросил самым возмущённым тоном:
— Что вам, вообще, женщинам, надо?!
Я моргнула.
— Лично мне? Ничего.
— Вот только не надо этого…
— Хорошо, — кивнула я. — Вы как-то определитесь: надо или не надо. Но если прямо сейчас, а имеет всегда смысл только то, что прямо сейчас, мне надо, чтобы вы выдохнули, расслабились и улыбнулись. Всё остальное и так прекрасно!
— Зачем?!
— Не люблю, когда люди нервничают. Я за позитив.
— Жизнь в розовых очках?
— В розовом цвете. Я б вам спела про это песню, но вы не хотите…
— Не люблю самодеятельность.
— А если я оперная певица?
