— Хорошее место, тихое, — сказал я.
— Моё любимое. Для дел без ушей, — улыбнулся Игорь. — Так в чём твоя проблема?
И я выложил всё, как есть.
— Хочешь найти ребят, которые уберут твою бывшую без шума и пыли? — спросил он так, словно предложил действенное средство от тараканов.
Я удивился.
— А что, других вариантов нет?
Игорь усмехнулся.
— Аннулировать развод.
— Я лучше по миру пойду! Я же только из этого болота вынырнул! Меня затягивало всё глубже и глубже. Эти вечные ссоры: «Я же говорила!», «Я тебе столько всего отдала!», «Где бы ты сейчас был, если бы не я?!», «Мама сказала…», «Маме надо…» Как же бесит! — Меня переполнил гнев и праведное возмущение. — Да я не сделал для себя ничего более важного, чем этот развод! Для меня — это свобода говорить и делать то, что хочешь! И чёрт меня побери, если я отмотаю плёнку назад и соглашусь опять быть дойной коровой в бесконечной грызне!
— Тогда отдай акции.
— Я понял, ты меня разыгрываешь. Нет, — я мотнул головой. — На это я тоже не готов. Даже не из жадности. Хотя всё, что я имею, не с неба упало. Но плясать под чужую дудку — не моё! Я не терплю принуждение ни в каком виде! — Я развёл руками. — Возможно, надо просто выдохнуть и поговорить с ней, объяснить…
Утки в пруду закрякали, будто смеясь надо мной. Да, правда смешно.
— Не поможет, — спокойно заявил Игорь.
— Угу. Проще обезьяне объяснить, что бананы есть нельзя, чем убедить Лиз, что она не права, — сказал я в сердцах. — Все техники и методы, срабатывающие с кем угодно, у неё просто втыкаются в программу, которая функционирует где-то в желудке вместо мозга. Мне уже вообще кажется, что она вышла замуж, чтобы ненавидеть меня поближе. И вот нате — вернись, я всё прощу! Нет, пора положить этому конец!
Игорь рассмеялся.
— Типичная психопатка паразитирующего типа. С такими, как твоя бывшая жена, помогает только один способ — припугнуть как можно жёстче. Или предложить другой кошелёк в штанах.
Я поджал губы, засунул руки в карманы. Знакомым такую подлость я не подложу. Если только найти какого-нибудь рецидивиста с наворованными миллиардами? Но… пахло водевилем…
Игорь продолжил:
— На моей практике лучшее средство от шантажа — встречный шантаж. Дети? Общих, я знаю, у вас нет. Её?
— Я не настолько низко пал! Детей трогать не будем.
— Любовники? Грешки?
— Есть возможность выяснить?
— Нет ничего такого, что выяснить было бы нельзя, — ухмыльнулся Игорь.
— Прекрасно. Я в долгу не останусь.
— И ты сам помозгуй, может, новые рычаги в голову придут?
— Уж поверь, на самотёк дело не пущу.
Мы ударили по рукам, и я поехал за моей солнечной Стрекозой.
Встрял в пробку. Опоздал. И нарвался на драку. Вот тогда меня и попустило. Если бы этого долговязого упырка не было, его стоило бы придумать!
А когда Мари засуетилась, беспокоясь за меня и не скрывая восхищения, мне вообще стало море по колено.
— Поехали ко мне? — предложила она.
— Поехали.
Мари прижалась ко мне, и я впервые за целый день почувствовал себя так, словно уже пришёл домой. Хорошо. Всё-таки она удивительная!
Я сел за руль, и она щебетала то взволнованно, то радостно:
— Ты знаешь, за меня никто и никогда не дрался! А так хотелось! Чтобы хотя бы папа начистил физиономию тому наглецу, который однажды сильно меня обидел.
Я распрямил плечи.
— Хочешь, начищу прямо сейчас?
— Какой ты воинственный, — засияла моя Стрекоза. — Но уже не надо! Просто ты исполнил одну мою мечту детства.
Она поцеловала меня в щёку, непоседливая на пассажирском сиденье, и это было так приятно, что я чуть не въехал колесом в открытый люк.
— А какая ещё у тебя мечта детства была? — поинтересовался я.
— Чтобы когда я приеду из лагеря или откуда-нибудь домой, меня встречали с пирогом. С каким-нибудь клубничным или малиновым… — Она развела руками. — Но мама была ужасно всегда занята, бабушка тоже, папа готовит неплохо, а пироги не умеет.
— А купить?
— Видимо, не догадались. Хотя я говорила…
Я припарковал Порш у старого-старого здания в два этажа. Вышел сам и подал руку Стрекозе. Мы начали подниматься по кованой, с узорами и завитушками лестнице, какие бывают только в музеях, кино и ретро-кафе.
— А у тебя какая была несбывшаяся мечта детства? — спросила Мари.
Её голос разлетелся эхом меж ободранных стен и антикварного кафеля. Я подхватил её под руку, рукав мой треснул ещё сильнее — вот-вот отвалится.
— Моя? — я задумался.
Про «стать лётчиком или клоуном» я промолчал — пустяки это всё. Про «Лару Крофт в постели» загадочно улыбнулся. Да и вообще, не говорить же про сиськи Земляницкой, нашей отличницы из класса? Или про мопед, который я потом всё равно получил.
— Я свои мечты исполнил, — ответил я, — школу закончил с медалью, МВА получил. Стал богаче старшего брата и сестры.
— А разве о таком мечтают? — поразилась Мари.
И от её искреннего вопроса я смутился. А когда тебе неловко, лучшее лекарство — забросать собеседника вопросами, чтобы говорили не о тебе. Всегда срабатывает.
— Ты ещё про свои мечты не все рассказала. Ведь ещё были те, что не сбылись?
Марианна вздохнула.
— Хотелось, чтобы мама мной гордилась. Хотелось спеть лучше неё. И быть красивее. В детстве я точно была не очень. Она называла меня «гадким утёнком».
Я с улыбкой посмотрел на мою безупречную Мерилин Монро с зашкаливающим уровнем милоты.
— Это из серии реализованных. И твоя мама была не права.
Мари глянула на меня и кокетливо моргнула.
— Ты просто её не видел…
Мы свернули на пролёт второго этажа, и остановились. Выше, у огромного, в пёстрых надписях и наклейках чемодана я увидел роскошную, пожалуй, даже чересчур фирменную, яркую блондинку лет тридцати с небольшим. Она стояла, скрестив руки на груди и, поставив сапожок на каблуке на изгиб лестницы, смотрела на нас.
Тонкий нос, карибский загар, пухлые губы, ярко-синий шарф, африканские серьги и причёска, как у моей Марианны. Словно её же фотография, над которой перестарался с контрастами фотограф. У меня отпала челюсть.
— Мама! — воскликнула Мари и побледнела.
— Ну, и кто тут был не прав? — томным, хриплым голосом произнесла женщина, разглядывая меня, будто под прицелом.
Вот чёрт! Кажется, я попал…
