Задача, которую им поставили, требовала проникновения в тыл противника. «Анархисты» сумели сделать это малыми силами, сократив отряд наполовину, чтобы привлекать как можно меньше внимания. Поначалу всё шло неплохо. Цель находилась в гористой местности и к ней непросто было подобраться, но им удалось сделать это. Далее они полтора дня потратили на наблюдение за объектом и разработку плана операции, а затем… их обнаружил противник.
Бог его знает, как это вышло. Времени разбираться не было, потому что гораздо важнее стало другое – сохранить свои жизни. Бой начался внезапно. Противник напал небольшими силами, примерно в два раза превосходящими численность «Анархистов». Эффект внезапности, конечно, поначалу сыграл им на руку, но «Анархисты» не просто так считались одним из лучших подразделений Гронина. Они быстро сориентировались, наладили оборону и даже сами начали теснить противника, расчищая себе путь к отступлению. Но затем всё изменилось из-за появления на поле боя одной-единственной боевой единицы.
Как они могли проворонить его? Как могли не услышать его приближение? Наверное, всё дело в канонаде, которая эхом разносилась между скалами, скрывая или маскируя другие звуки. А может, все его и заметили, и только Игорь, до этого немного оглушённый близким взрывом гранаты, не смог этого сделать? Дядя Ваня находился в паре метрах от Игоря, и парень заметил, как от страха исказилось его лицо. Украинец инстинктивно отпрянул и сел на землю, в ужасе глядя на что-то перед собой, а затем подорвался и, вопя, помчался к одной из нескольких расщелин в стене пещеры, где «анархисты» обустроили свой лагерь. Игорь отвлёкся на него секунды на три, а затем его ослабленный слух всё же привлёк новый гул и свист, которых до этого не было. Он повернул голову и оцепенел: прямо перед ним, всего в каких-то сорока-пятидесяти метрах, из-за скалы выползло и зависло в воздухе нечто страшное и ужасающее, нечто такое, что способно парализовать волю одним лишь видом – ударный вертолёт.
Это сейчас Игорь мог размышлять над произошедшим, мог думать о том, что невозможно даже описать, каким хищным кошмаром кажется эта машина, когда ты попадаешь в её прицел, а тогда всё, что он видел и осознавал, это шум и ужас, источаемые металлическим монстром. То, что было дальше, вообще трудно описать. Просто нет времени, чтобы запоминать и осознавать что-то. В мозгу гвоздем сидит единственная мысль – укрыться и спастись. Где угодно, лишь бы выжить в вихре пуль и осколков и не сойти с ума в рокоте взрывов и волнах обжигающего кожу пламени.
Ми-24, он же «крокодил», открыл огонь почти сразу. Его скорострельный пулемёт прошёлся по скалам, высекая искры и сотни острых, как бритва, осколков, которые заставили «анархистов» пригнуть головы и вжаться в любые укрытия, которые только были им доступны. Затем он почему-то улетел. Шелковский говорит, что по вертолёту сразу начали стрелять, и пилот, видимо, решил не испытывать машину на прочность, но, сделав круг, он вернулся. Игорь помнил, как после паузы, гораздо раньше, чем он успел принять решение что делать, несколько ракет промчались в направлении пещеры со скоростью гораздо большей, чем могли уследить глаза, утопив вход в пещеру и окружающие скалы в огненных вихрях. Они обжигающим ураганом пронеслись возле Игоря, неся в себе ливень осколков камня и металла.
Неведомая сила пнула Игоря заставив его упасть и выбив из рук оружие. Ошеломлённый, он не сразу понял, что именно произошло, и рефлекторно приподнялся, чтобы проследить глазами дымный след от ещё одной ракеты, пролетевшей мимо него и взорвавшейся где-то внутри пещеры. Игорь всем телом ощутил удар, будто кто-то снова неистово пнул его в спину, и опять упал, задыхаясь и хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.
Он не видел, как мимо вертолёта пролетела реактивная граната, выпущенная из РПГ, не видел, как высекают искры и отскакивают от летающего чудовища автоматные пули. В конце концов, машина улетела на очередной круг, дав своим жертвам новую передышку. Лёжа на скале, Игорь мог думать только об одном – как не сойтиума. Отовсюду доносились крики, ни на секунду не унималась стрельба, но Игорь их и так почти не слышал, зато из звона в ушах на время исчез зловещий гул вертолёта. Хотелось лежать и дальше, но инстинкт самосохранения подсказывал, что если Игорь хочет жить, то должен заставить себя подняться и искать путь к спасению.
В голове шумело, а мышцы сводило от страха, будто судорогой. Появилась навязчивая идея выпрямиться и размять их, иначе не получится бежать, но поднявшись, Игорь вновь замер, уставившись на густое облако дыма, валившее из пещеры. Крымчаки стреляли по позициям «анархистов» снизу, иногда мимо Игоря пролетали шальные пули, но они не пугали и даже не отвлекали его, ведь всё его внимание было приковано к пещере, из которой на четвереньках выползло нечто, похожее на человека. Существо медленно и с трудом, плача, двинулось вдоль стены, а Игорь не сразу смог принять увиденное, ведь по всем законам природы этот человек должен быть мёртв: взрывом у него вырвало кусок спины, а одежда горела, обжигая развороченное мясо. В красно-черном мясе двигалось что-то белое, пока он полз, но вскоре несчастный грузно упал на живот и затих.
У Игоря появилась импульсивная, не подкреплённая реальным желанием действовать, мысль двинуться на помощь бедолаге, но в этот момент истинный бог смерти вернулся и с рёвом на большой скорости пронёсся мимо, на ходу выпуская новые ракеты. И снова скалы утонули в огне, а раскаты взрывов эхом разнеслись по округе. Последнее, что помнил Игорь, это как его, словно куклу, сорвало с места и отбросило на скалу.
– Я видел, как кто-то погиб, – тихо сказал Игорь. – Кто это был?
В отряд взяли только самых надёжных бойцов, оставив всех новичков ожидать их в тылу, поэтому любая потеря отзывалась болью в сердце. Игорю не хотелось бы знать ответ, но он чувствовал, что должен его узнать.
– Я видел только Бодягу, – покачал головой Шелковский.
Саша помнил, как умер его товарищ, но не желал озвучивать это. Ему казалось, что если не говорить о Бодягине, то потом окажется, что на самом деле он жив.
После очередной вертолётной атаки Шелковский увидел Бодягу, лежащего на спине. Ног одной от колена, а второй посередине бедра не было. Кровь хлестала из разорванных артерий, но Бодяга, казалось, не замечал этого. Саша в два прыжка приблизился к нему, наивно надеясь, что сможет как-то помочь, и склонился над телом.
«Стой, стой, погодь, Санёк, – с трудом, будто после быстрого бега, сказал Бодяга. – Дай передохнуть».
Шелковский замер на секунду, ошарашенный таким заявлением.
«Такое чувство, будто полгода бежал без остановки, – продолжил Бодягин. – Ноги совсем не слушаются… Но ты не помогай. Сейчас я малость передохну и сам встану. Погодь, дай… минут…»
Он оборвался на полуслове и не вздохнул, никак не пошевелился, не забился в агонии, а просто замер. Лишь взгляд остекленел и потерял свой свет. Видимо, именно так душа покидает тело. Этот момент Саша будет помнить всю жизнь.
Но смерть товарища не означала, что можно остановиться и сделать паузу, чтобы погоревать. Огромная, чудовищная машина со свистом и рёвом надвигалась прямо на Шелковского, продолжая собирать свою кровавую жатву и намереваясь забрать столько жизней, сколько сможет. Саша инстинктивно укрылся за одной из скал, а через мгновение раздались взрывы. Огненный вихрь пронёсся прямо у Саши перед глазами, обдав его горячим воздухом и заставив трещать волосы на лице. В полуметре перед ним в остатки снега врезался раскалённый добела кусок металла и несколько секунд злобно шипел, растапливая снег. Внимание Саши на некоторое время полностью сосредоточилось на этом осколке, будто железка обладала волей, могла заметить его и убить. Затем прямо перед ним, всего в десятке метрах, пронёсся чёртов ненавистный вертолёт. Следом за ним воздух прочертила реактивная граната, но в цель не попала, взорвавшись на противоположной скале.
