Судя по сообщениям «Совинформбюро», фашистские войска были уже совсем близко от Ленинграда. И если они и дальше будут наступать такими темпами, то очень скоро могут дойти и до нас. Нам было объявлено, что уже готовятся вагоны и мы будем эвакуированы в безопасные районы страны. Узнав об этом, мы, мальчишки, провели разведку и действительно обнаружили на станции товарные вагоны с встроенными широкими дощатыми полками по бокам. Были объявлены списки отъезжающих, куда входила и наша семья. В то время нас было четверо: мама, тетя Маруся (родная сестра отца), я и сестра Фая. Сборы были недолги, потому что начальство торопило, да и сама обстановка заставляла поторапливаться. НАСКОРО СОБРАВ НЕОБХОДИМЫЕ ВЕЩИ, МЫ ПОГРУЗИЛИСЬ В ТОВАРНЫЕ ВАГОНЫ, И В ОДИН ИЗ ЛЕТНИХ ДНЕЙ НАШ ЭШЕЛОН ОТПРАВИЛСЯ В ДАЛЬНЮЮ ДОРОГУ. МОЖЕТ БЫТЬ, ВЗРОСЛЫЕ ЗНАЛИ, КУДА НАС ВЕЗУТ, НО Я НЕ ПОМНЮ, ЧТОБЫ КТО-ТО НАЗЫВАЛ ПУНКТ НАЗНАЧЕНИЯ НАШЕГО ПОЕЗДА.
К сожалению, никто из нас не предполагал, что наше путешествие продлится всего одни сутки. Благополучно добрались до станции Мга, до которой чуть больше двадцати километров. Если мне не изменяет память, на этой станции к нашему эшелону прицепили еще несколько вагонов с такими же эвакуированными, как и мы, и наш эшелон двинулся дальше. Вагон был обычный, товарный, называли его «Пульмановский», никаких перегородок в нем не было. Часть людей располагалась на верхних полках, а большая часть внизу, прямо на полу. У всех были взяты с собой матрасы, и почти все лежали на своих местах. Раздвижная дверь, расположенная по центру вагона, была открыта, а по центру проема широкая, толстая доска исполняла роль перил, на которую можно было опираться. В вагоне туалета не было, и все оправлялись, свесив заднюю часть тела наружу, держась за широкую доску двумя руками. Некоторых для страховки держали за шиворот, чтобы не вывалились из вагона. Судя по времени, проехав двадцать или чуть больше километров от Мги, поезд начал подавать частые короткие гудки и, резко тормознув, остановился.
Почти все, почувствовав что-то неладное, повскакивали со своих мест и устремились к открытой двери, желая узнать причину неожиданной остановки в лесу. Какое-то мгновение кругом стояла тишина, было слышно только пыхтение паровоза. Особо ловкие и любопытные повыскакивали из своих вагонов и побежали вперед, чтобы узнать о причине остановки. Оставшиеся в вагонах с нетерпением ждали возвращения гонцов, сгорая от любопытства. Новости оказались очень печальные: оказывается, перед нашим приездом фашистский самолет разбомбил этот участок пути. Очевидцы рассказывали, что там, где проходили рельсы, образовалась огромная воронка, а рельсы разбросаны в разные стороны. Говорят, что было прямое попадание бомбы, что бывает не очень часто. В то время эшелоны вроде нашего сопровождала ремонтная бригада с платформой, груженной рельсами, шпалами и другими материалами, необходимыми для ремонта пути. Обычно эта платформа прицеплялась сразу же за паровозом, после открытой платформы с зенитным пулеметом и пулеметчиками.
Не успела наша ремонтная бригада приступить к работе, как послышался шум авиационных двигателей, и через несколько мгновений появился немецкий самолет, который шел так низко, что чуть не задевал за макушки деревьев. Сделав небольшой круг над нашим эшелоном, он зашел в хвост поезда и, пролетая над вагонами, начал поливать длинными пулеметными очередями плененный поезд. Очень многие пассажиры повыскакивали из вагонов и побежали в лес, подальше от железной дороги. В вагонах остались в основном семьи, имеющие маленьких детей. Наша семья как раз была из их числа, поэтому мы остались в вагоне, забравшись в свободный угол, запрятав головы под нары. Было ясно, что это укрытие нас не спасет, потому что пули пробивали дощатый вагон насквозь, с потолка до пола, но другого, более надежного укрытия у нас не было, поэтому приходилось надеяться на судьбу и Господа Бога. Все боялись, что он начнет бомбить, тогда шансов на то, что мы останемся живы, будет еще меньше. На наше счастье, сделав несколько заходов над нашими крышами, самолет набрал высоту и исчез. Не успели мы вылезти из наших укрытий, как послышался целый хор самолетных двигателей. По звуку можно было понять, что на сей раз летит целая стая стервятников. Эти самолеты летели значительно выше того, который только что обстрелял нас. И, судя по направлению их полета, можно было догадаться, что мы не интересуем их. Вскоре стал понятен их интерес, когда от самолетов стали отделяться черные точки и над этими точками стали вспыхивать белые купола парашютов. Самолеты, выбросив парашютистов, развернулись в обратную сторону и, набирая высоту и увеличивая скорость, ушли восвояси. Целое поле белых куполов медленно приближалось к земле сравнительно недалеко от нашего поезда. Неожиданно наш паровоз начал подавать очень частые короткие гудки. Вагоны дернулись и, продолжая подавать сигналы, поезд постепенно начал набирать скорость в обратном направлении. Кто при обстреле далеко убежал в лес, не успели вскочить в поезд и остались в лесу. Очень трудно себе представить, как обошелся с ними немецкий десант. Можно только догадываться. А мы на большой скорости добрались сначала до Мги, а потом и до Невдубстроя. Взрослые благодарили Бога за то, что немцы не разбомбили железнодорожный путь позади нас, тем самым мы смогли уйти от плена, а может быть, и от смерти. Мы вернулись домой, а вагоны отправились в ремонт. Вот так неудачно и с приключениями закончилась наша первая эвакуация в безопасные районы страны.
НАША РАДОСТЬ О ТОМ, ЧТО МЫ БЛАГОПОЛУЧНО ВЫРВАЛИСЬ ИЗ ЗАПАДНИ ЖИВЫМИ И ДАЖЕ НЕ РАНЕНЫМИ, ОМРАЧАЛАСЬ ЕЖЕДНЕВНЫМИ СООБЩЕНИЯМИ ПО РАДИО О ПРИБЛИЖЕНИИ НЕМЕЦКИХ ВОЙСК К ЛЕНИНГРАДУ. Уже шли бои в Новгородской и Ленинградской областях. По радио зазвучали населенные пункты, расположенные совсем рядом с нашим районом. Над всеми нами нависла явная угроза попасть в лапы фашистов. Нужно было немедленно куда-то выезжать, и чем скорей, тем лучше. Та дорога, по которой нас пытались вывезти подальше от боевых действий, была уже перерезана, и выехать в глубь страны мы не имели возможности. Фактически мы оказались в блокаде, и единственный свободный путь остался на Ленинград.
Я не помню, сколько прошло времени после неудачной первой попытки эвакуироваться, мать с тетей Марусей решили, что нужно немедленно переехать в Ленинград. Дальше оставаться здесь смерти подобно. Впоследствии выяснилось, что их решение было правильное и своевременное. После нашего отъезда, буквально через несколько дней, в Невдубстрой вошли немецкие танки, 8 сентября они заняли Шлиссельбург, что в нескольких километрах от нашего поселка, и тем самым замкнули кольцо вокруг Ленинграда. Были сборы недолги, потому что вещи еще не были распакованы после первой неудачной эвакуации. Несмотря на то, что самые дорогие домашние вещи были зарыты в яме в сарае, какая-то часть была упакована в узлы. В комнате, кроме мебели, осталось еще немало добра, нажитого родителями за годы совместной жизни, которое приходилось бросать на произвол судьбы. Пришлось бросить мою любимую гармонь, финский нож, подарок отца, у окна оставили два взрослых велосипеда и мой, детский, всю посуду и еще много нужных вещей.
Паромная переправа еще работала, как и прежде. Переправившись на пароходе на правый берег Невы и сев в поезд, с огромными узлами, примерно через час мы были на Финляндском вокзале Ленинграда. Часто бывая в городе с родителями, я хорошо запомнил Ленинград довоенный, с широкими чистыми улицами, залитыми ярким солнечным светом, с продавщицами в белых фартуках, торгующими пирожками, ватрушками с повидлом, мороженым и шоколадным эскимо на палочке, с шумными ватагами нарядно одетых ребятишек, с улыбчивыми, куда-то спешащими прохожими, с красочно оформленными витринами магазинов, с ярко-красными трамваями и рогатыми троллейбусами. С первого взгляда могло показаться, что все осталось по-прежнему. Все так же воздух был напоен запахом выхлопных газов от автомобилей, облепленные со всех сторон пассажирами трамваи, как и раньше, спешили по своим маршрутам. Продолжали ходить автобусы и троллейбусы, но город был уже совсем другой. Еще не было видно тех развалин, которые появятся через некоторое время от авианалетов, но во всем чувствовалась какая-то напряженность. На улицах, среди прохожих, было немало людей в военной форме, лица людей стали менее улыбчивы, на них явно отпечаталась какая-то озабоченность, куда-то пропали праздно прогуливающиеся особы, не появлялись больше на проспектах шумные группки беспечных ребятишек, с улиц исчезли продавцы булочек, пирожков и мороженого. Все чаще стали появляться колонны красноармейцев, шагающих по улицам и проспектам города с винтовками и с вещевыми мешками за плечами, а также автомашины с солдатами в кузове и пушками на прицепе. Очень забавно и смешно выглядели буксировщики, перетаскивающие в разные концы города огромные сигарообразные заградительные аэростаты против самолетов. Они облепляли надутую газом, огромную гондолу с двух сторон и, держась за веревки, свисающие с аэростата, тащили эту громадину в назначенное место. На фоне аэростата люди, тащившие его, казались лилипутами, забравшимися под брюхо великана. Стекла в окнах зданий заклеены полосками бумаги крест-накрест. На окраинах города были установлены противотанковые заграждения. Одним словом, было видно, что город готовится к обороне.
