Каким-то образом тете Марусе удалось установить связь со своей сестрой тетей Женей, которая в тот момент была эвакуирована в Татарию. Узнав о том, что наша мать умерла, а мы находимся в эвакуации в Башкирии, она бросила свои вещи и приехала к нам с тем, чтобы забрать нас отсюда и перевезти к себе в Татарию. За короткое время, которое она пробыла у нас, она успела понравиться начальству сельпо и ее стали уговаривать не уезжать в Татарию, а остаться и поработать уборщицей в сельпо. Тетя Женя не соглашалась, и мы начали собираться в дорогу. Как говорят в народе: нищему собраться – только подпоясаться, и после недолгих сборов мы были готовы двинуться в путь. До станции Янаул, где мы должны были сесть в поезд, было 25 километров, и мы договорились со знакомым шофером, что он довезет нас туда. В ожидании машины я уселся на заготовленные узлы в нашей комнате, а тетя Женя пошла к соседке попрощаться. В это время у соседки сидела гадалка и гадала ей на картах. На предложение погадать и ей, тетя Женя согласилась. Когда она вернулась, то со смехом рассказала, что гадалка ей нагадала, что она никуда не уедет, останется здесь работать, выйдет замуж, народит двух детей. Сидя на узлах, мы все вместе посмеялись и стали ожидать обещанной машины, чтобы ехать к поезду. Уже прошли все сроки, а машины так и не было. В то время машин было мало. Редкий колхоз имел автомобиль, и поэтому поймать попутную технику было очень сложно. Но нам повезло, и через какое-то время на нашей улице появилась полуторка. Она как раз шла в сторону Янаула, но шофер заломил такую сумму, что тетя Женя не согласилась с ним ехать. Шофер, видимо, картавил, потому что на вопрос, сколько он возьмет с нас за привоз, он ответил: «Полфотни». По тем временам для нас это были большие деньги, и мы не согласились с ним ехать. В этот день так машина и не пришла. Не пришла она и в последующие дни, и мы начали потихоньку развязывать свои узлы и доставать необходимые вещи. Кончилось все тем, что тетя Женя согласилась никуда не ехать, устроилась на работу уборщицей в сельпо, мы развязали все свои узлы и начали жить уже вчетвером.
С приездом тети Жени материальное положение наше не улучшилось. У нее больших денежных накоплений не было, а то, что было, мы очень быстро истратили. ХЛЕБА БЫЛО НЕ ДОСЫТА. ТАКЖЕ В НАШЕМ РАЦИОНЕ ПРИСУТСТВОВАЛИ КЛЕВЕР, ЛЕБЕДА, ГНИЛАЯ КАРТОШКА, КАРТОФЕЛЬНЫЕ ОЧИСТКИ. Зарплата у тети Жени была мизерная, и ее хватало ненадолго. У них в деревне, на родине, все, от мала до велика, занимались строчкой. Когда тетя Женя выстрочила для себя занавески и подзор для кровати и повесила их на свои места, то многим это рукоделие понравилось, и ей начали поступать заказы. За работу она получала когда деньгами, а когда продуктами. Для нас подходило и то, и другое, и в нашем рационе заметно увеличилась доля хлеба. Потом тетя Женя сдружилась с продавщицей, и у нас стала появляться мука, жиры, яйца, сгущенка и другие продукты, о которых мы даже не мечтали. Забегая вперед, хочу сказать, что дружба у них сохранилась на долгие годы. У тети Нюры муж воевал на фронте, а она жила вдвоем с сыном в своем доме. Сын был года на три моложе меня, и одного его оставлять дома было рискованно. Тетя Нюра попросила меня в дневное время, пока она на работе, посидеть с ее сыном у них дома. Фактически меня наняли в няньки. Как звали ее сына, я уже не помню, но, в связи с небольшой разницей в возрасте, мы очень весело проводили время. Тетя Нюра оставляла нам на целый день какую-то еду. А для меня это было, пожалуй, самым главным аргументом, чтобы согласиться целый день сидеть в доме с ее сыном. Плохо только то, что, как мне тогда казалось, тетя Нюра очень мало оставляла еды. Ее, как правило, не удавалось растянуть на целый день. После обеда уже есть было нечего. Домой я приходил голодный, и тетя Женя меня подкармливала.
Тетя Маруся передала нас с Фаей на воспитание тете Жене, а сама устроилась на работу на молокозавод в деревню Калькино в восьми километрах от нас. Жить она переехала в эту деревню, и видеться мы стали с ней не очень часто. Однажды тетя Женя попросила меня сходить к ней и узнать, как там она поживает. К тому времени я уже окреп и вполне мог пройти это расстояние. Тетя Маруся оказалась на работе, и я пришел на молокозавод. К моему удивлению, не только тетя Маруся встретила меня с распростертыми объятиями, но и женщины, которые работали вместе с ней в цехе, отнеслись ко мне как к родному сыну. Завели меня в цех, где из молока изготавливали самые различные продукты. Напоили сливками, наложили большую миску творогу, сдобрив его густой, как масло, сметаной. После хронического недоедания при одном только виде такого богатства захватило дух. Я даже не заметил, как опустошил эту миску до дна. Съел все содержимое с такой скоростью, что даже не успел определить вкус творога. Все женщины были довольны, что накормили меня. Я тоже был просто счастлив до тех пор, пока мне не стало очень плохо. Меня чистило так сильно, что не осталось в моей утробе не только творога, но всего того, что было там до этого. Тетя Маруся так была перепугана, что отпустила меня домой только на следующий день. Переполошилась и тетя Женя, когда я не явился домой к обещанному времени.
НАШУ РОДНЮ РАСКИДАЛА ВОЙНА, СЛОВНО БИЛЬЯРДНЫЕ ШАРМ, ПО ВСЕМУ БЕЛУ СВЕТУ. МУЖЧИНЫ УШЛИ НА ЗАПАД, А ЖЕНЩИНЫ И ДЕТИ – НА ВОСТОК. Мы долгое время не знали, куда была эвакуирована бабушка. Через какое-то время нам пришло письмо из Сибири от тети Кати Суховой. Она написала, что ее семья эвакуирована в Сибирь, в Кемеровскую область, и с ними находится наша бабушка Евдокия Ефремовна. Устроились они хорошо и приглашали нас переехать к ним жить. На семейном совете тетя Женя с тетей Марусей решили, что сначала поедет туда тетя Маруся с Фаей, а потом приедем мы с тетей Женей. Тетя Маруся с Фаей уехали в Сибирь, а мы с тетей Женей остались в Башкирии.
Весной нам выделили кусочек земли, и мы кое-что сумели посадить на этом огороде. Семенной картошки у нас не было, и мы, когда покупали ее для еды, примерно одну треть клубня отрезали на семена, а две трети картофелины съедали. За зиму накопили приличную котомочку обрезков, которыми и засадили наш огород. Потом тетя Женя взяла козочку, и у нас появилось свое молоко. За козочкой в нашем хозяйстве появился поросеночек. Потом наша козочка подарила нам козленочка. И так постепенно мы начали обрастать хозяйством. С козленочком мы стали друзьями со дня его рождения. Едва он укрепился на своих маленьких тоненьких ножках, как я научил его бодаться. Я вставал на четвереньки и начинал его бодать. Вначале он испуганно пятился назад, потом стал робко отвечать на мои выпады, а войдя во вкус и повзрослев, стал нападать на меня сам, даже тогда, когда я не собирался с ним играть. Каждое утро, когда я выпускал его на прогулку, вместо приветствия он вставал на дыбы и в прыжке ударял меня головой. Пока он был безрогий, это забавляло меня, но когда у него отросли рожки, а потом и рога, эти приветственные удары стали не очень приятны. Ему понравились чужие огороды. Стоило только появиться лазейке в огород, он уже там, даже если хозяева в это время находились у своих грядок. Смело входил в огород, как к себе домой, не обращая внимания на возмущенные окрики хозяев, подходил к грядке с капустой и с огромным аппетитом начинал уплетать любимый овощ. Если хозяева подходили к нему очень близко, пытаясь выгнать его с огорода, он вставал на дыбы и с разгону ударял своего обидчика рогами, после чего продолжал трапезу. Однажды он пришел домой весь ободранный, шерсть клочьями висела на его боках. А один раз влетел домой как ошпаренный, с громким плачем. Кто-то ему стянул рога веревкой, а это для них самая болезненная пытка. Кончилось все тем, что нашего козлика кто-то съел, не оставив нам ни рожек, ни ножек.
