Если первая поездка с директором была на пароходе и не очень дальняя, то вторая уже на автомашине и на другой конец республики.
Нашему детдому министерство, ведающее детскими домами, выделило большое количество одежды и обуви. И получать нужно было в столице республики, Уфе. От нас до Уфы было пятьсот километров по проселочным дорогам, а местами вообще по болотам. Несмотря на такое бездорожье, директор взял меня с собой. Ехали на американской грузовой машине типа «Студебекера», только с двумя ведущими мостами. Примерно половину дороги проехали без приключений. Дорога была не из легких, но машина пролезала везде без остановок. Ближе к Уфе стали встречаться участки, где без буксировки проехать было нелегко. Нам повезло, что наш шофер оказался специалистом высшего класса, и мы везде вылезали сухими из воды. Помню, подъехали мы к одному мокрому полю, где безнадежно уже сидели, завязнув в грязной жиже, несколько «Студебекеров». Шоферы этих машин не советовали нашему водителю даже соваться в это болото. Они говорили, что коли они с тремя ведущими мостами засели в этой трясине, то с двумя проехать невозможно. Наш шофер очень внимательно осмотрел это злополучное поле, о чем-то немножко подумал, завел двигатель и очень медленно, словно внатяжку, начал обходить хваленые вездеходы один за другим. Кончилось все тем, что мы благополучно добрались до края болота, вытащили из грязи ближайший «Студебекер», тот вытащил застрявшую позади машину. И так все машины продолжили свой путь. Все шофера благодарили нашего водителя и восхищались его мастерством. Ближе к Уфе дорога стала лучше, и на вторые сутки мы были уже в городе.
Для оформления документов директор пошел в министерство, взял и меня с собой. Сразу нас туда не пустили, а потребовали оформить пропуска. Помню, какая-то заминка произошла с оформлением моего пропуска. Но потом директор куда-то сходил, и нам выписали какие-то бумажки. Сразу же за проходной почувствовалась какая-то другая обстановка, отличная от нашей, привычной. Во-первых, одежда работников министерства заметно отличалась от одежды людей с улицы качеством материала, чистотой и блеском ботинок. Все эти люди с какими-то бумагами и папками чинно вышагивали по многочисленным коридорам из дверей в дверь. Почти на всех дверях висели какие-то таблички под стеклами. МЕНЯ ОСОБЕННО ПОРАЗИЛО И УДИВИЛО КОЛИЧЕСТВО БУФЕТОВ И КИОСКОВ НА КАЖДОМ ЭТАЖЕ. ОЧЕВИДНО, АППЕТИТЫ У РАБОТНИКОВ МИНИСТЕРСТВА БЫЛИ НЕПЛОХИЕ И ДОХОДЫ НЕМАЛЫЕ, ЕСЛИ СУДИТЬ ПО ПРОДУКТАМ, ПРОДАВАЕМЫМ В БУФЕТАХ.
Поднявшись на какой-то этаж, директор усадил меня в кресло в одном из коридоров, а сам пошел по кабинетам оформлять документы. Ждать его пришлось очень долго, но потом он появился с бумагами в руках с каким-то опрятно одетым мужчиной. Они о чем-то поговорили, и мы, немного перекусив в одном из многочисленных министерских буфетов, вышли в город, где нас ждала наша машина. Потом мне директор объяснил, что он разговаривал с зам. министра. Вот так я впервые увидел живьем зам. министра. Из министерства мы поехали на склад, загрузили машину выше кабины одеждой и обувью и поехали на место нашего ночлега, к кому-то на квартиру. Я поехал в кузове на одежде, полученной на складе. Чтобы ветер не дул в лицо, сел спиной к кабине. Не успели мы отъехать от склада, как я получил сильный удар по голове. Удар был настолько сильный, что я удержался на машине только благодаря веревкам, которыми был привязан груз к машине. Шапка улетела к концу кузова, но осталась в машине. Оказывается, я, сидя в кузове на большой высоте задом наперед, налетел на электропровод. Остальную часть пути я ехал уже в лежачем положении, и только тогда увидел, сколько еще проводов пролетело над моей головой. Директору я, конечно же, ничего не рассказал.
Вечер был теплый и тихий. Спать совсем не хотелось, и я упросил директора, чтобы он разрешил мне ночевать в кабине машины. Я обещал, что не буду спать всю ночь и буду охранять наш груз. Я действительно не спал всю ночь и честно охранял машину, но, когда наступило утро, неожиданно заснул и мне было не доказать, что всю ночь не спал, а честно охранял ценный груз. Утром мы выехали в сторону дома, и на следующий день были уже на месте.
Были у нас и коллективные экскурсионные поездки в соседние города. Ближайшие к нам были два удмуртских города: Камбарка и Сарапул, расположенные на берегу реки Кама. Ездили мы туда пароходом. Что мы видели в Камбарке, я уже точно не помню. Помню, что это очень старинный город со множеством исторических мест. В то время преимущественно деревянный. А вот Сарапул запомнился лучше, может быть, потому, что город значительно крупней и больше промышленных предприятий. Видимо, для того, чтобы мы смогли выбрать профессию в дальнейшей своей жизни, в Сарапуле нас водили в основном по заводам и фабрикам. На деревообрабатывающем заводе нас провели по всей цепочке производства: от пилорамы, где распиливают бревно на доски разной толщины, до готовой продукции из этих досок. На пилораме я чудом не угодил в открытый люк, где и меня могли распилить на доски. Когда наша группа вошла в этот цех, я внимательно слушал экскурсовода и не смотрел под ноги. В одном месте в полу был открыт люк и в этом люке под полом вращались какие-то колеса и широкие ремни. Этот люк не был ничем огражден, и я, двигаясь за группой с широко раскрытыми ушами, заметил, что моя нога при очередном шаге повисла над пустотой. Каким-то чудом я сумел отпрянуть назад и не полетел на эти вращающиеся механизмы. Видимо, впередиидущие ребята не только слушали, но и смотрели себе под ноги, и благополучно обошли эту опасную дыру.
НА КОЖЕВЕННОМ ЗАВОДЕ НАМ ТОЖЕ ПОКАЗАЛИ, КАК РАЗДЕЛЫВАЮТСЯ КОЖИ И ЧТО ИЗ КОЖИ МОЖНО СДЕЛАТЬ. В ЦЕХУ, ГДЕ КОЖИ ВЫДЕЛЫВАЮТСЯ, СТОЯЛ ТАКОЙ ЗАПАХ, ЧТО МЫ ХОДИЛИ С ЗАЖАТЫМИ НОСАМИ. Кожа вымачивалась в различных растворах, обрабатывалась на станках, высушивалась, красилась в различных красках и потом подавалась в цеха, где из нее шили обувь и многие другие изделия. Вызывало удивление, как рабочие цеха, где вымачивается кожа, выдерживают этот запах целыми сменами ежедневно. Побывав в этом цеху, я почему-то вспомнил о тех ремнях, которые мы съели в Ленинграде. Ведь они тоже обрабатывались по такой же технологии, в таких же чанах, в таких же растворах, но мы почему-то не отравились.
В других цехах тоже пахло кожей, но это был уже совсем другой запах, несравнимый с тем темным, грязным, сырым и вонючим цехом. Нам, конечно же, было интересно посмотреть, как из ровного листа кожи постепенно получаются различные изделия.
На знаменитом Сарапульском радиозаводе, который в те годы снабжал чуть ли ни всю страну своей продукцией, нас познакомили сначала с цехом, где изготавливали корпуса для радиоприемников. В цех поступала обычная фанера, деревянные рейки и доски, а из цеха выходили полированные корпуса различных расцветок, которые поступали в сборочный цех. Сборка схем и пайка производились вручную. Детали припаивались обычными электрическими паяльниками. Самым веселым местом в цеху был участок настройки и проверки радиоприемников. Там всю смену слышалась музыка и голоса дикторов различных радиостанций.
Желая подчеркнуть необычное поведение человека, часто говорят, что он белены объелся. Но это образное выражение. Мне же довелось видеть человека, который в прямом смысле объелся этой отравы. Работали мы в тот день всем детдомом на прополке каких-то культур на колхозном поле. Погода была жаркая. Солнце стояло почти в зените и жарило с такой силой, что иногда казалось, что мы находимся не в открытом поле, а в раскаленной печи. Даже дующий слабый ветерок не приносил облегчения. В такую погоду не только работать, даже двигаться не хотелось. Все, словно вареные, обливаясь потом, ползали на четвереньках, вырывая густо поросшие сорняки. Хотелось бросить все, забраться по самую шею в прохладные воды здешней речушки и не вылезать до самого заката солнца. Но сделать это было почти невозможно, потому что каждый из нас должен был выполнить определенную норму, которая объявлялась перед началом работ. За невыполнение по неуважительным причинам можно было получить какое-то наказание. Все стремились как можно скорей выполнить эту ненавистную норму и поэтому работали без передышки. На этом фоне показалось очень странным, что одна из наших девчонок, находясь еще очень далеко до конца поля, сначала выпрямилась, распростерла свои руки, измазанные землей, к небу и начала что-то кричать. Причем в ее крике было много непонятных слов. Потом она начала бегать по полю кругами и какими-то зигзагами. Падала, вставала и снова пускалась в бег. Все поняли, что с ней случилось что-то неладное, и кинулись ее догонять. Она бежала так быстро, что даже мальчики догнали ее не сразу. Когда усадили ее на землю, она была просто неузнаваема. Беспрерывно крутила головой из стороны в сторону. Зрачки были расширены так, что заполняли глаза полностью. Белков не было видно совсем. Обращаясь в никуда, она что-то бормотала на непонятном языке, беспорядочно размахивая руками. Потом неожиданно расплакалась, упала ничком на землю и стала биться головой. Мы, конечно же, ничего не могли понять и не знали, что делать. Когда пришла воспитательница, эту девчонку отвели к врачу, там ее привели в чувство, а нам потом объяснили, что она объелась белены. Нам показали эту траву и рассказали, что маком, который находится в коробочках этого растения, можно отравиться насмерть.
