СУЩЕСТВОВАЛ ОСОБЫЙ РИТУАЛ И ПРИ ПРИЕМЕ НОВИНКА В КОЛЛЕКТИВ. ВСЕХ ВНОВЬ ПРИБЫВШИХ МЫЛИ В ДУШЕ И ПЕРЕОДЕВАЛИ В КАЗЕННУЮ ОДЕЖДУ. Только новичок переступал порог, его почти сразу окружали обитатели группы. Спрашивали, как зовут? Мылся ли в душе? А потом заявляли, что он плохо помылся, и предлагали стряхнуть пыль с ушей. Если он стряхивал, то очень долго считался «лопухом», и отношение к нему устанавливалось пренебрежительное. Потом провоцировали небольшой скандальчик, и если новичок сумел отстоять свою честь, то сразу завоевывал себе авторитет, а если нет, то каждый мог его обидеть и никто за него не заступался. Естественно, и мне пришлось пройти это испытание за место под солнцем. С пылью за ушами я был знаком еще с детского дома, и тут они меня не «купили». А когда направили на меня одного не совсем нормального придурка, то я ему сразу же дал отпор, и нас разняли, когда мы оба завалились под стол. После этого «экзамена на зрелость» мы сразу же стали друзьями. А тот, кто на меня напал, был действительно не совсем нормальный, и его науськивали на всех новичков. Он был в группе кем-то вроде дворового пса.
Девчонок в нашем детприемнике не было. Их детприемник находился на Песочной набережной.
Находясь целыми днями в группе, мы читали книги, играли в шашки, шахматы, выдумывали различные фокусы с нитками. Воспитатели почти каждый день читали нам различные книги. Иногда водили в библиотеку и там при помощи фильмоскопа показывали фильмы. Чаще всего это были сказки. Примерно один раз в неделю в группу приходил баянист, разворачивал огромный плакат с текстом, и мы все вместе, считывая слова с плаката, пели различные песни. Один раз баянист дал мне подержать баян на коленках, и я был счастлив безмерно. Еще один раз мне посчастливилось в библиотеке постучать по клавишам пианино. Не успел я нажать на пару клавиш, как сердитый окрик библиотекарши остановил мое музицирование. А такая была огромная тяга на чем-нибудь поиграть.
ЕЩЕ МЫ УВЛЕКАЛИСЬ СПОРАМИ. СПОРИЛИ НА САМЫЕ РАЗЛИЧНЫЕ ТЕМЫ. ПЛАТЕЖНОЙ ВАЛЮТОЙ БЫЛА ПАЙКА ХЛЕБА. Спорщики сразу назначали количество паек, которые должен был заплатить проспоривший. Для некоторых особо умных и сообразительных это был дополнительный источник питания.
Каждые десять дней нам меняли постельное белье. В Александро-Невской лавре был обменный пункт, где принимали грязное и выдавали чистое белье. Так как лавра была буквально под боком, обходились без транспорта и белье носили в мешках, вручную. В такие дни для перетаскивания этих мешков в помощь персоналу брали наиболее надежных ребят из групп. Тем ребятам, которые попадали в группу носильщиков, просто завидовали. Пусть на короткое время, но им предстояло побывать на улице и вдохнуть воздуха свободы. Мне посчастливилось несколько раз побывать в этой бригаде. Когда за твоей спиной остаются все двери и ворота с замками и охранниками, возникает такое чувство, будто бы ты вылез из узкой, тесной и душной щели в широкое, просторное и светлое поле с ярко сияющим солнцем. Выйдя за ворота, мы с таким любопытством обозревали окружающее нас пространство, что прохожие обращали на нас внимание, как на каких-то дикарей. Так хотелось прыгнуть в трамвай или в троллейбус и покататься по городу. Или просто постоять на тротуаре среди куда-то бегущих прохожих и подышать этим горьковатым, но очень знакомым и родным городским воздухом. Но сердитый окрик сопровождающего заставлял ускорить шаг и тем самым ускорить время возвращения в надоевшую, унылую, монотонную среду.
Однажды воспитатель позвал меня к себе и сказал, чтобы я сходил в Александро-Невскую лавру и принес несколько комплектов белья. От этого известия я готов был прыгать до потолка, но когда он сказал, что я пойду туда один, без сопровождающего, меня охватил просто шок. Я подумал, что мне это послышалось или я что-то не понял, но он сказал, что все верно, я пойду один. На мой вопрос: не боится ли он, что я убегу, он ответил, что доверяет мне, а потом он знает, что бежать мне некуда. Воспитатель провел меня через все охраняемые двери и ворота, и я очутился на Невском проспекте один и без охраны. Такое мне и не снилось за последнее время даже в самых хороших снах. От неожиданного счастья хотелось не просто идти, а лететь на крыльях. Лететь я не мог, Бог крыльев не дал, и я побежал. Я побежал не только от чувства свободы, а еще оттого, что мне очень хотелось посмотреть как можно больше в отпущенное время. Я добежал до берега Невы, постоял примерно минуту на набережной и в том же темпе побежал назад. Запыхавшийся, влетел на территорию лавры и, переведя дух, пошел за бельем. Назад я уже шел с грузом и поэтому шагал умеренным шагом. Воспитатель встретил меня с какой-то хитроватой улыбкой и, узнав, что у меня все в порядке, отпустил восвояси. После этого похода мне посчастливилось еще не один раз побывать на проспекте без охраны одному, но первый выход запомнился особенно.
Многие пацаны мне завидовали, особенно те, кто мечтал о побеге. Не верили, что я, побывав в городе без охраны, не убежал, а вернулся назад. Вскоре один парень из нашей группы совершил побег, и, по-моему, его даже не поймали. А случилось все под вечер. Нас, как всегда, выстроили и повели на ужин на первый этаж. Так как столы еще не были свободны, остановили у дверей столовой прямо на лестнице. Воспитатель вошел в зал, чтобы узнать, скоро ли освободят нам места. Только успел он зайти за порог, как один из наших ребят метнулся к окну, которое было у дверей в столовую, свободно открыл обе рамы, вылез на улицу, прикрыл за собой рамы и был таков. Все произошло настолько быстро, что не все успели сообразить, что произошло. Было удивительно, почему рамы оказались не прибиты гвоздями. Очевидно, этот побег готовился заранее. Я даже не представлял, что в самое ближайшее время мне придется принимать участие в подготовке очередного побега.
Вскоре группа, ужинавшая перед нами, вышла, и мы вошли в столовую. Воспитатель обнаружил недостачу в нашем строю только после ужина, когда мы выстроились, чтобы идти в группу. По всей территории детприемника была объявлена тревога. Все группы закрыли в помещениях под замок. Внутри здания произвели тщательный обыск по всем закоулкам. Снаружи начала поисковую работу милиция. Нас начали по одному вызывать в канцелярию на допрос. Подчиняясь неписаному закону, все, не сговариваясь, говорили, что видели, как беглец выпрыгнул в окно, кто готовил побег, не знаем. Говорить о том, что мы не видели, куда он побежал, было бессмысленно, потому что, во-первых, почти сразу обнаружили открытое окно со следами ботинок на подоконнике, во-вторых, вся остальная правда была бы воспринята как очередное вранье.
Ряд товарищей из нашей группы, убедившись, что нашего беглеца не поймали, стали готовить очередной побег. На сей раз решили использовать леса, которыми пользовались военнопленные немцы во время штукатурки нашего здания. Леса были поставлены со стороны двора и проходили прямо под окнами игровой и спальни. Решено было использовать окно спальни. Вся беда состояла в том, что все окна были заколочены гвоздями, и, чтобы осуществить этот план, нужно окна освободить от них. Это рискованное и ответственное дело было поручено сделать мне. В очередное мое дежурство по спальне мне вручили клещи с гвоздодером и показали, какое окно нужно освободить от гвоздей и проверить, открываются ли окна. Окна были двойные, и обе рамы заколочены. На мое счастье гвозди были забиты не глубоко, и выковыривать шляпки не пришлось. Первый гвоздь я вытащил быстро и хотел было открыть первую внутреннюю раму, чтобы вытащить гвоздь с наружной. В этот момент в дверях появился воспитатель. Мне показалось, что моя душа провалилась в пятки. Я быстро схватил в руки тряпку и сделал вид, что очень старательно вытираю подоконник от пыли. Не сходя с порога, он меня спросил: «Как дела?» и вышел в коридор. Если бы он пришел на несколько секунд позже, когда я открыл бы окно, то вопросов ко мне было бы гораздо больше. С большим волнением я вытащил второй гвоздь, проверил, открываются ли окна, все снова закрыл, вытер все следы взлома и приступил к уборке спальни. Только начав мыть пол, я несколько успокоился. В душе даже появилась какая-то радость, что все окончилось благополучно. Вернувшись в игровую, я отдал инструмент пацану, который мне его давал, и сказал, что все в порядке, окна открываются, на лесах все доски на месте. Он похлопал меня по плечу в знак благодарности, отошел к группе мальчишек, стоящих в глубине комнаты, и они о чем-то начали шептаться.
