На глазах девочки навернулись слезы.
Тут уж не надо было иметь психологического образования, чтобы понять, что этот Виталик очень важен для Насти, скорее всего, здесь замешаны пылкие девичьи чувства.
Я молча встала, прошла к холодильнику, вынула бутылочку с водой и протянула Насте.
По своему опыту мне отлично известно, что это самое первое средство, чтобы помочь клиенту справиться с эмоциями. Чего только не наслушались стены моей квартиры…
Сделав пару глотков, Настя слегка успокоилась и по моей просьбе стала рассказывать обо всем по порядку.
Девушка она была толковая, и даже взвинченное состояние не мешало ей связно выражать свои мысли — ценное качество.
— Официальная версия такая — мне ее вчера следователь озвучил: папа во внеурочное время приехал в загородный коттедж, где в это время его жена проводила время с любовником. Застав их за изменой, он устроил скандал, как всегда бывает в таких случаях. Схватил ружье, завязалась борьба, и Виталий вырвал ружье и выстрелил в папу. Вот так решили следователи, но это все полная… фигня!
Настя стиснула ручки кресла и сделала несколько глубоких вдохов.
Умничка, стрессоустойчивости ей не занимать, отметила я с одобрением.
— У тебя… можно на «ты»? — Настя поспешно кивнула. — У тебя есть своя версия происшедшего? — спросила я.
Она снова закусила губу и отрицательно покачала головой.
— Точно я сказать не могу. Но если уж выбирать между Виталием и… матерью, то это, конечно, она убийца!
— Чьей матерью? — уточнила я, отметив, что при упоминании матери лицо девушки исказилось ненавистью.
— Моей, — сквозь зубы процедила она, отводя от меня глаза.
— Настя, я правильно понимаю, что Виталий — любовник твоей матери?
Она кивнула, зажмурившись, чтобы остановить слезы.
— У вас с ним хорошие отношения? Я подозреваю даже, что лучше, чем у вас с твоей матерью, так?
— Да! — Настя уже не пыталась сдерживать слезы. — Виталий — очень хороший парень. Он меня любит, а от нее просто не может отделаться. Он никогда бы не пошел на убийство. Даже если бы папа начал его избивать, он не стал бы ружье хватать. Виталий — мастер спорта по рукопашному бою, он одним мизинцем левой руки мог бы папу успокоить и не причинить ему вреда. Тем более папа не больно-то спортзал посещал. Мой папа не такой человек, чтобы вот так бросаться на ружье, он столько всего прошел в девяностые…
— То есть ты думаешь, что это твоя мать могла схватить ружье и застрелить отца?
— Эта могла! — процедила Настя.
По роду своей деятельности мне доводилось видеть разное. И непримиримая ненависть между самыми близкими родственниками, увы, встречалась мне нередко. Но сейчас, глядя на милое лицо совсем молоденькой девочки, которое при упоминании матери искажалось яростной злобой, я испытывала легкий ужас.
— Настя, расскажи мне о маме. Как я вижу, между вами нет взаимопонимания?
— Это мягко сказано! — усмехнулась Настя. — Я бы мечтала, чтобы она не была мне родной, но мы с ней так похожи, что и генетическая экспертиза не нужна. Внешне похожи, — добавила она, — характеры у нас совсем разные.
— Расскажи мне о ней, — попросила я, прекрасно понимая, что история будет долгой. Но в душе я уже приняла решение взяться за это дело, поэтому никуда не спешила, пытаясь выведать максимально полную информацию.
— Да что там рассказывать! — Настя передернула плечами. — Я уже лет в девять поняла, что моя мать — плохая женщина, и вовсе не обязаны мать и дочь друг друга любить.
— Она плохо относилась к тебе?
— Да она никак ко мне не относилась. Знаете, как читаешь в книжках про дворянские семьи, когда няньки на полчаса в день ребенка приводили к родителям. У нас было точно так же, только меня приводили не раз в день, а раз в неделю. Я с детства с нянями да гувернантками… Мамаша даже с днем рожденья меня не удосуживалась поздравить. Представьте, полный дом гостей, шарики, артисты, а мама в это время в очередном СПА зависает. Просто игнорила меня, как будто я — пустое место. Я думала, так и положено. Но потом, когда пошла в школу и завела подруг, увидела, что у них в семьях совсем все по-другому. Мамашки постоянно в школе торчат, одноклассники жаловались, что житья нет от материнской опеки. А я не понимала, как это? Моя мать была каким-то абстрактным, почти мифическим существом. Вроде есть, а на самом деле можно сказать, что и нету. В общем, лет в восемь я попыталась решить этот вопрос. Подошла к ней сама и спросила: «Мама, почему ты меня не любишь?» Вы знаете, она так удивилась, будто не родная дочь с ней заговорила, а стол или стул. Спросила, кто разрешил ее беспокоить. Ну, я развернулась и ушла. Так мы с ней и разговаривали почти с тех пор. Папа переживал из-за этого, пытался что-то наладить, но у него времени на семью всегда не хватало, поэтому от его попыток толку не было.
— Это, конечно, странно, — сказала я, — но всякое бывает. Бывает, матери лупят детей и как только не измываются. А твоя, может быть, просто холодная женщина?
Настя ответила не сразу, обдумывая мои слова.
— Да нет, холодной женщиной ее никак не назовешь! Видели бы вы, как она с Виталиком ворковала и с другими мужиками… за папиной спиной. Вообще, она ненавидела только меня и папу. К остальным вполне ровно относилась.
— Папу? — переспросила я, немало удивившись.
— Да, папу. Думаю, его она ненавидела не меньше, чем меня, а может, и больше. Потому что меня хотя бы можно было сбагрить с глаз долой, а его нужно было терпеть.
— А с папой у тебя какие отношения были?
— С папой… — снова в Настиных глазах заблестели слезы. — С папой очень хорошие. Хоть я его и мало видела, но было понятно почему. Он все время в делах, в работе, встречи, поездки… Но когда у него выдавалась минутка, он всегда старался со мной время провести. И даже если был в отъезде, по скайпу утром и вечером звонил, иногда просто два слова сказать: «Хорошего дня» и «Спокойной ночи».
Настя всхлипнула и вытерла слезы рукавом джемпера.
Я подала ей салфетки.
— А как к твоему папе остальные относились? Ну, там обслуга, подчиненные, друзья-приятели…
— Все относились к нему хорошо! Все, кроме нее, — пожалуй, слишком категорично заявила Настя.
— А в чем это у нее выражалось по отношению к отцу?
— На людях она держалась, как нормальный человек. Но стоило им оказаться без посторонних, сразу тон меняла, молчала, если спрашивал, отвечала нехотя. Ну, как сказать, в чем выражалось… Если тебя терпеть не могут, то выражают всем, чем могут…
С этим трудно было поспорить.
— Ну что ж, подведем итог, Настя, — резюмировала я. — Ты считаешь, что твоя мать убила твоего папу и подставила своего любовника — хорошего парня Виталия.
