— Вы тоже когда-то обещали делать все возможное, чтобы исцелять больных и облегчать их страдания, помните? — поинтересовалась я, уже взявшись за ручку двери.
Симонов посмотрел на меня каким-то диким взглядом и ничего не ответил.
Я даже не была уверена, дошел ли до него смысл моего вопроса. Уточнять это я уже не стала и вышла из кабинета.
Покинув наконец душный и тесный номер гостиницы, я испытала несказанное облегчение.
Уже в самолете я попыталась проанализировать добытую информацию, но вместо этого незаметно для себя уснула под мерный гул. Поэтому в размышления я погрузилась уже дома, в привычной обстановке за чашкой кофе.
Мало-помалу мне удалось воссоздать приблизительную последовательность событий, которые и привели Павлова к гибели в тот ноябрьский вечер.
Однако мне не хватало пары важных звеньев, чтобы представить следствию вполне законченную версию, а заодно и неопровержимые доказательства.
Я потянулась к смартфону.
— Слушаю, — недовольно буркнул Кирьянов, из чего я сделала вывод, что именно сейчас он занят под завязку.
— Кирь, я, как всегда, не вовремя, да? — запела я покаянным голоском.
— Ох, Татьяна, — Кирьянов вздохнул, — ладно уж, рассказывай, что у тебя приключилось. Я ведь знаю, ты просто так не позвонишь. Только по делу.
Последнюю фразу Киря произнес совсем уж с едким сарказмом, я даже ощутила что-то очень похожее на угрызения совести.
Не вдаваясь в пространные объяснения, я кратко изложила свои предположения.
— Тань, да ведь все записи с камер наблюдения уже смотрены-пересмотрены! — досадливо начал полковник. — К коттеджу подъезжала только одна машина — Марины Павловой, из которой вышла она сама и ее любовник. Ну, тот самый бедолага, так о чем тут говорить-то?!
Однако у меня наготове было возражение.
— Надо посмотреть записи с камер соседних коттеджей, — пояснила я. — Тех, что ближе к въезду в поселок.
Я услышала, как полковник досадливо крякнул.
— Ну, допустим, получу я эти записи, — сердито отозвался он. — Но только, будь добра, объясни, зачем?! Что ты еще удумала?
Я, не вдаваясь в подробности, рассказала Кирьянову о своих предположениях.
Тот слушал, не перебивая, и еще немного помолчал, когда я закончила.
— М-да… — протянул он наконец. — А ведь там с самого начала была какая-то неувязка. То-то я все понять не мог, чего Олег все тянет с этим Суриковым.
Я машинально отметила, что каждый раз полковник упоминал о Волкове с какой-то теплотой.
Может, я недооценивала старшего следователя. Или, как принято говорить, относилась к нему предвзято. Порой Кирьянов и вправду вел себя как этакий добродушный увалень, но во всем, что касается профессионализма, он всегда проявлял исключительную принципиальность. Так что заслужить похвалу Кири дорогого стоит.
— Хорошо, Татьяна, посмотрим эти записи. А ты подъезжай завтра с утра, часикам к десяти. Раньше все равно не получится.
Ровно в десять утра я уже была в кабинете полковника Кирьянова.
Едва я успела поздороваться, вслед за мной вошел Волков.
— Доброе утро, Татьяна Александровна. Рад вас видеть, — приветливо поздоровался следователь.
Надо же, на этот раз никакой кислой мины, просто приятная улыбка, пожалуй, даже дружеская.
— Ну вот, рабочая группа в сборе. — Кирьянов насмешливо покосился в нашу сторону, пока мы с Волковым обменивались приветствиями.
Мы разместились у стола, и Кирьянов, кивнув старшему следователю, объявил:
— Ну, Олег, твой выход. Рассказывай, что ты тут раскопал.
«С моей подачи», — мысленно добавила я.
— Видимо, Татьяна Александровна оказалась права и на этот раз, — сообщил Волков, и я просто не верила своим ушам.
Надо же, мое имя теперь звучало из его уст с уважительной интонацией. Мало того, я опять оказалась права. А кстати, в чем?
— В ходе расследования мы упустили некоторые детали… — Волков защелкал клавишами, и на мониторе появилась видеозапись с камеры наблюдения.
Качество было неплохим, хотя запись была сделана поздним вечером. Было отчетливо видно, как мужчина, оставив мотоцикл возле коттеджа, идет по направлению к особняку Павловых.
Я впилась глазами в монитор. Знакомая молодцеватая походка, стройный силуэт, легкий поворот головы…
Запись длилась несколько секунд, но я все же узнала таинственного мотоциклиста.
— И это все? — разочарованно спросил полковник.
— Есть еще одна запись. С той камеры, что находится еще ближе к коттеджу Павловых. Правда, качество записи несколько хуже, да и движется подозреваемый гораздо быстрее. Но все же это позволяет предположить, что он направляется именно к особняку Андрея Павлова, где и произошло убийство.
Волков вновь пощелкал клавишами, продемонстрировав вторую запись.
Кирьянов вздохнул, он явно был разочарован.
— Позволяет предположить… — пробормотал он. — Нам-то это что дает? Мы предположим, а он скажет, что прогулялся мимо коттеджа и вернулся.
— Нет-нет, — поспешила я вмешаться. — Эта видеозапись полностью опровергает алиби подозреваемого. Ведь он давал показания, что в это самое время находился за много километров от коттеджа и никуда не отлучался. Есть даже свидетели, которые подтвердили это алиби.
— Выходит, свидетели лгали? — вскинулся полковник.
— Или были введены в заблуждение, — произнес следователь.
Полковник нахмурился и некоторое время задумчиво молчал.
— Тань, ведь ты и сама понимаешь, что ничего серьезного у нас на него нет. Да и ты тоже, Олег. Ну, узнала ты его на записи, хотя его тут и родная мать не опознает, если попытаться использовать эту самую запись как доказательство. А уж с доктором этим вообще мутная история. Ни единой записи. Да если бы и удалось найти это самое поддельное заключение, то как доказать, что оно намеренно ложное? Упрется, что врачебная ошибка, с кем не бывает. К тому же никаких серьезных последствий для потерпевшего она не повлекла. Умер-то он совсем по иной причине.
Кирьянов чуть ли не слово в слово озвучил мои собственные соображения, но я не собиралась сдаваться.
— Выдвинем тяжелую артиллерию, — заявила я.
— Какую еще артиллерию! — Полковник угрожающе сдвинул брови. — Татьяна, ты мне смотри!
Следователь Волков улыбнулся, и его улыбка оказалась неожиданно приятной.
— Татьяна Александровна, видимо, имеет в виду эффект неожиданности плюс тяжесть улик, об эфемерности которых подозреваемый может не догадываться.
Полковник удивленно покачал головой.
