Полина приехала, и две ее подружки отправили меня на встречу к поезду.
Я смотрю на девушку, приближающуюся к моему автомобилю и матерюсь. Идея плохая. Полина пришла в себя, стала выглядеть иначе. Свежий цвет лица, распущенные блестящие светлые волосы, горящие голубые глаза, короткая спортивная юбка, кеды и длинные ноги. Лучше бы я в вулкан провалился. Надо было послать мать вместе с мелкой засранкой, объявившей голодовку.
Вчера к нам привезли микроавтобус со студентками, все они были молодыми и симпатичными. Мои ребята воодушевились, галдеж не прекращался до вечера. Десять девиц сопроводили на гору и обратно. Ни на одной из них мой взгляд не остановился. Я подумал, что, если меня стало тянуть к молодым, значит присмотрю кого-то, но, строго говоря, все они были сопливыми и шумными.
Полина садится на пассажирское сидение, скромно сжав колени. Но я не могу отвести глаз от ее бедер, искоса смотрю на ноги, делая вид, что слежу за дорогой. По натуре я темпераментный, мне нужно много, но на женщин я не кидаюсь. Знаю, где моё, а где чужое. И обычно расставленные правильно границы срабатывают. Но не в этот раз. В распахнутой куртке виднеется тонкий шерстяной свитер, облегающий холмики пышных грудей. Да что на меня нашло? Может и мне подсыпали в компот, только не яд, а виагру?
- Глеб Дмитриевич, - вырывает меня из раздумий Полина.
А я поворачиваюсь слишком резко, бесстыже смотрю на нежные, покрытые розовым блеском губы, они изумительны.
Всю свою жизнь я придерживался мнения, что с желаниями бороться нельзя. Хочешь мяса – съешь огромный кусок, нужен стакан водки – выпей, иначе все становится еще хуже. Но Полина не пельмени, которые можно слепить или на худой конец купить в магазине. Она живой человек.
Сдерживаясь, ты начинаешь зацикливаться, ходить по кругу, загоняя себя в тупик собственного желания. То же самое происходит со мной, чем больше я отгоняю от себя развратные мысли по поводу этой девчонки, тем сильнее они затуманивают мой разом.
Непроизвольно представляю, как Полина опускается передо мной на колени, целует каменный живот, касаясь небольшого шрама, заработанного на одном из происшествий. Берется за тяжелую пряжку толстого кожаного ремня, медленно раскрывает молнию, опуская джинсы вместе с трусами вниз. Моя возбужденная плоть выскальзывает наружу, ударяя ее по сладким губам, от которых, только что, я не мог отвести взгляда. Она улыбается, но тут же берет меня длинными красивыми пальчиками, облизывая, лаская, посасывая, обводя языком головку, дразня и заигрывая, при этом не переставая смотреть своими огромными голубыми глазами испуганной лани. Это её «Глеб Дмитриевич», возбуждает до умопомрачения. От мысли, что она подчиняется мне, слушается, выполняя каждое грязное желание, я чуть не съехал с дороги. Собственные губы пересохли, дыхание сбилось. Старый извращенец.
- Я думаю, что мне лучше где-нибудь остановиться. Будет не очень красиво, если я буду жить в вашем доме.
Лохматые елки летят мимо окон, дома меняют свой цвет, горы все ближе, а у меня бессознательно вырывается:
- Будете еще деньги тратить. Это по моей вине вы здесь, из-за прихоти моей дочери, - придаю себе, как можно больше строгости.
Поворачиваюсь, взгляд скользит по ней, словно по гладкому блестящему льду. Не могу с собой справиться. Хочу на нее смотреть. Будто скучал по этому.
- А я должна вам деньги за отдельную палату, и вы спасли меня, - она говорит совсем тихо, не смея спорить.
С ней это часто бывает, когда я командую, Полина непроизвольно уступает. С Жанной все иначе, она только делает вид, что я прав, будто так будет лучше, на самом деле лишь угождает мне.
- Ничего вы мне не должны, - борюсь с желанием еще раз взглянуть на нее.
Глава 16
Я мечтала сбежать. Уехать куда угодно, чтобы забыть Егора, Диану, их обоих. Меня душили стены собственного жилья, в них я задыхалась от боли предательства, от тоски и одиночества. Ходила в парк, сидела на скамейке, ела всякую дрянь, но ничего не помогало. Только живот начинал болеть по новой. Пока валялась в больнице было проще, там меня постоянно куда-то гоняли, жалеть себя было некогда.
Егор звонил, не знаю зачем он это делал. Мне показалось, что для него нет большой проблемы найти женщину для сексуального развлечения. Не люблю его больше. Там, в горах, когда увидела с беременной женой, узнала о детях, всю любовь будто слили, открыв пробку в переполненной ванной. Вытащили затычку, и всепоглощающая страсть с хлюпаньем ушла в темноту канализационных труб. Остались отвращение и жалость. Страх, недоверие и боль. Не скучаю, не тешу себя надеждой, история с Дианой меня еще больше отвратила от него. Даже нижнее белье выкинула, которое одевала для него. Думала сменить номер, но слишком много всего связано с ним, решила просто не брать трубку. Он мне противен и оказался совсем не тем человеком, в которого я влюбилась.
Я хотела спрятаться под одеяло и просидеть так до глубокой старости. Даже не знаю, кого из них ненавижу больше. Его, за то, что использовал тело, делая из меня дуру или её, за то, что травила, обманывая доверие. Мы так долго дружили, я считала ее сестрой. Но Диану обвинить сложно, ведь и я рехнулась, когда легла под Егора. Что-то в нем есть, раз женщины теряют разум. Стоило только взглянуть на его жену, что беременной прибежала в горы, в страхе, будто с ним что-то случилось.
Стыд вперемешку с горечью и отвращением накрывал каждый прожитый день, снова и снова. Меня спасала только работа, на которую я, наконец-то, вернулась. Детки смешили меня, такие разные и открытые, детям незачем врать и притворяться, они плакали, если боялись, кричали, если недовольны, смеялись, если им было весело, наполняя моё сердце нежностью. А с отношениями я завязала. Не хочу и не могу больше влюбляться.
Но иногда, когда я погружалась в свои мысли, рядом оказывался Егор. Я видела его лицо, совсем близко, чувствовала запах.
«Поля, я схожу по тебе с ума...Твои глаза, я как будто пьян».
В такие ночи я просыпалась в слезах. Но не потому что хотела к нему, просто жалела свои чувства, что так бездумно растратила. Никто не сходил по мне с ума и вряд ли когда-то будет.
Когда Глеб Дмитриевич рассказал про Стешу, я ухватилась за эту возможность, как за спасательный круг. И сразу же согласилась. Так я буду далеко от дома, от места, где разбилось мое сердце на миллион кусочков, где жизнь превратилась в кучу пепла, к тому же спасателю я доверяю.
Не знаю человека способного на то, что он сделал для меня. Сейчас такое время, что люди бесплатно пальцем не пошевелят, а он приехал, разобрался и спас мне жизнь. Благородный человек замечательной профессии. Таких людей я не встречала. Правду говорят, что спасатель – это не работа, а состояние души. Поэтому помочь им с Еленой Петровной мне совершенно не сложно. Растить детей тяжело, особенно отцу без матери.
Но что-то изменилось. У меня странное ощущение. В машине, по дороге к нему домой, в воздухе весит тягучее напряжение. Глеб Дмитриевич ничего не делает, почти не разговаривает, абсолютно ни на что не намекает, но смотрит на меня по-другому. Я чувствую его взгляд даже кожей, женщины читают подобные вещи мгновенно, хотя мужчина может тщательно скрывать это.
