Знаю почему он не подходит, по той же причине держусь на расстоянии. Ожидание и мнимая близость - самое изощренная пытка для тех, кто жаждет прикосновений.
Но Глеб не выдерживает первым, слишком темпераментный. И, когда Витька развлекает народ очередным рассказом, просто подходит сзади, кладет руки на мою талию, затем сползает на живот, а подбородок на макушку. Оказавшись в его тёплых, крепких объятьях, я теряю связь со временем. Считайте меня озабоченной, но все чего я хочу - это близости с этим мужчиной. Тело плавится, соски скручиваются в твёрдые горошины. Просто чувствовать его твёрдую спину, его сильные ладони на животе – форменное издевательство. Я хочу большего: отчаянно, до безумия, бешено. Мне не хватает кислорода, так душно, что губы мгновенно пересыхают.
Мы единственные не прикасаемся к спиртному, потому что и так пьяны до невозможности. Ощущаю его дыхание возле моего уха, на щеке, на шее, и ниже, у ложбинки, кожу покалывает. Его рука чуть сдвигается выше, как бы подпирая грудь. Я знаю, что он делает, тоже хочу, чтобы он сжал их, ласкал, мял, покусывал, так чтобы я стонала от удовольствия, умоляя взять себя. Мы не разговариваем, даже не поздоровались друг с другом, только слушаем остальных, вернее делаем вид. Боюсь вздохнуть громче, чтобы гости, что собрались в нашем зале, не поняли, как сильно я хочу в спальню.
Елена Петровна внимательно наблюдает, что-то спрашивая про еду, я оборачиваюсь к нему, щека касается колючего подбородка.
- Ты есть не хочешь? - заботливо спрашиваю своего спасателя.
А он наклоняется ниже:
-Тебя хочу, - читает он мои мысли, голос звучит хрипло и проникновенно, я едва держусь на ногах.
Всё тело простреливает желанием.
- Принесите ка ещё картошки, ребятам мало еды, - ухмыляется Елена Петровна, в который раз осматривая нас.
Он берет пластиковое ведро, разжимая руки, отпуская, ничего не говорит, но, обернувшись, смотрит так, что ни секунды не думая, следую за ним.
Тропинка кончается слишком быстро, дверь скрипит за моей спиной, через трещины в досках по полу скользят полоски заката.
- Мы же не будем делать это в сарае? – задыхаюсь от неожиданного уединения.
- Нет, конечно, - врет, отшвыривая пластиковое ведро спасатель, резко притягивая меня к себе.
Глеб жадно целует меня в губы, я ощущаю его желание, оно не меньше, чем моё собственное. Мужские руки мгновенно оказываются под курткой, наброшенной на плечи, под свитером, лифчик сползает в сторону.
Он с силой сжимает правый сосок, потирая его подушечками пальцев, зная, как меня это возбуждает, насколько чувствительна грудь. Пускает дикие импульсы по телу, зажигая так сильно, что все плывет перед глазами.
- Я соскучился, - смеется, - не знаю, что они там колют в этой своей больнице, но я как будто год тебя не видел, а они никогда не уберутся из нашего дома.
- Я тоже, - мычу, сквозь жёсткий, жадный, ненасытный поцелуй.
Он швыряет меня на солому. Мне нравится это резкое, грубое движение, настолько мужское и собственническое, что я бесстыже выгибаюсь, помогая стянуть с себя леггинсы, но не полностью, только одну штанину, так, чтобы он мог просто войти в моё тело, объединив нас.
И он врывается, демонстрируя такое желание, что я схожу с ума. Уверена, позже, когда все разойдутся, Стеша уснёт, а в нашей спальне погаснет свет, мы будем долго и сладко ласкать, изучая тела и эрогенные зоны друг друга, но сейчас нам обоим нужно это безжалостное, несдержанное проникновение, соединение тел с диким ревом удовольствия.
Он приспускает штаны, закидывая мои ноги себе на поясницу. Я сжимаю его твёрдые ягодицы, царапая ногтями, желая ещё большего скрепления наших тел. Мы не раздевались, нам это не нужно, оголяя лишь те части, что отличают мужчину от женщины.
В сарае холодно, но я этого не чувствую, как и колючую солому и твёрдые доски. Я ничего не воспринимаю кроме него. Так близко не было никогда. Я сжимаю зубы, чтобы не сказать, то, что вертится на языке. То, что само собой рвется наружу.
После того что я пережила, страха и стресса, когда мы чуть не потеряли друг друга это стало очевидным, как то, что после рассвета приходит день, а в конце наступает закат, погружая нас в темноту ночи. Теперь я знаю, что испытываю к Глебу Дмитриевичу.
А еще мне известно, как ему не нравится это слово, но ничего не могу с собой поделать, прикусывая губу до крови, я сдерживаюсь. Не хочу, чтобы он решил, будто для меня все это просто. Но это никак не исправить, оно уже расцвело внутри меня. А после случая с Егором, стало еще понятнее. Так уж вышло, что спасатель стал моим сердцем, стал моим чудом, в нем есть сила, мужество и благородство, что заставляют меня дрожать. Только Глеб мог поехать искать едва знакомую девушку, что травили ядом, лезть на гору не в свою смену и нырнуть в ледяную воду, спасая чужого ребёнка, а еще разносить реанимацию, переживая за моё благополучие. Он такой один. Но я ему об этом не скажу.
Глава 34
Я совсем обленился. Если раньше я подымался по будильнику, собирался и всех в КСП гонял за опоздания, то теперь Полине приходится вытягивать из постели нас обоих.
Понятия не имею, как все эти годы любил спать в одиночестве, считал, что не высыпаюсь рядом с другим человеком. Возле тёплого тела моей хрупкой женщины спится слаще. Если до этого утреннее возбуждение приходилось запихивать куда подальше, то теперь я мучаю Полину поцелуями, пока она не убегает от меня с криками, что ей пора идти готовить завтрак. Иногда под утро к нам приходит Стеша и приходится вести себя прилично. В КСП считаю часы до конца рабочего дня. Хочется скорее к своим девочкам, заниматься какой-нибудь ерундой и смотреть какую-нибудь чушь.
Сегодня Стеша заснула рано, я наблюдаю за тем, как Полина моет посуду, беспрерывно трогая шею.
- Болит?
- Ага, продуло наверное, - мокрые руки оставляют на шее пенку от жидкости для мытья посуды.
- Надо что-то делать с детским садом, скоро развалится, сифонит со всех дыр, ребят пошлю, чтобы маломальский ремонт сделали.
Приближаясь к ней, вытираю белую пену, заставляя положить тарелку в раковину.
- А кто посуду будет мыть, Глеб Дмитриевич? - разворачивается ко мне Полина.
- Потом домоешь, - целую в губы, прижимая низом живота к столешнице, - я не люблю это.
Полина смеется:
- Я помню ту огромную кучу, что была здесь, когда я впервые пришла, - убирает она прилипшие к моим губам волосы.
- Идём со мной, - беру её за руку, веду за собой, усаживая на кровать.
Захожу в ванную комнату за детским маслом, что осталось от Стеши.
Освобождаю ее шею, заставляя наклонить голову вниз. Уверенной рукой делаю несколько движений.
- Так легче?
- Да, спасибо, - мычит Полина, закрывая глаза.
