Кириллов целует меня глубже, с каждым движением все сильнее. Горячее дыхание обжигает мой рот, словно он очень зол на меня. Но это неправда. Просто мы оба задыхаемся от переполняющих нас эмоций. Впервые я хочу человека так сильно, что все мысли о последствиях куда-то улетучиваются. Но самое потрясающее, что этот человек так же сильно хочет меня. Сумасшедшее возбуждение и адреналин, сердце бьется всё быстрее, быстрее и уже не страшно, если оно вдруг остановится, и прервется вся жизнь. Зачем мне жизнь, если в ней не будет его горячих, крупных ладоней, что перемещаются на поясницу, с силой вдавливая меня в мужское тело? Его эрекция, такая твердая и внушительная, упирается в мое бедро, и я готова захныкать от такой реакции.
— Уходи, прошу тебя, иначе я за себя не ручаюсь!
Его голос звучит хрипло и соблазнительно, это искушает не меньше прикосновений его рук. Он прерывается от тяжёлого дыхания, но в нем слышится твёрдая воля и привычка отдавать приказы. Кириллов отодвигается, сумев отодрать от себя мои цепкие пальцы. Мотаю головой, не хочу уходить. Смотрю на него исподлобья, будто он отобрал у меня любимую игрушку. Так и стоим друг напротив друга, тяжело дыша и едва сдерживаясь от желания. Глаза Кириллова кажутся еще чернее, они голодные, жадно рассматривают меня. Он не хочет останавливаться на одном поцелуе, но отстраняется, гордо вскидывая подбородок. Всегда правильный и холодный, из-за меня он потерял контроль. А кому, как не Кириллову знать, если вы потеряете контроль над пламенем, оно может поглотить и вас, распространяясь дальше с немыслимой скоростью.
Мне очень льстит его сумасшедшая реакция. Но если я уже ничего не соображаю, то Олег Борисович, чье теплое тело согревало меня совсем недавно, находит в себе силы повернуться и уйти, оставив меня совершенно одну.
Оборачиваюсь на тёмные окна своего дома. Становится холодно и одиноко, с тоской смотрю ему вслед. Конечно, начальник отряда, как обычно прав. Так будет лучше для нас обоих. Только что мне делать с пульсом, что кажется достиг отметки сто? Я все еще пылаю как огонь.
Но постепенно мои чувства осыпаются, словно карточный домик. И знакомый скрип калитки сигнализирует о том, что все уже позади и вряд ли когда-нибудь снова повторится. Нужно вернуться в привычную жизнь, где я сглаживаю конфликты, в которых не виновата, и ничего не чувствую, когда меня целуют. Опустив голову и шагая по заросшей сорняками тропинке, я думаю о том насколько ничтожно мое положение. Зачем-то вышла замуж за не того парня, а теперь зачем-то влипла в другого. Дверь легко поддается. Замок закрыт всего на один оборот, а это значит, что дома кто-то есть.
Скидываю обувь, пиджак и, обнаружив кроссовки Жени на пороге, долго смотрю на них, понимая, что все равно уйду от мужа. Потому что после такого я просто не смогу смотреть ему в глаза. Да и надо ли? Даже страха остаться одной уже нет. Как-то нелепо все у нас вышло. Привыкла всегда быть рядом с Женей, привыкла, что он защитит и спасет, а вот такого, чтобы сердце из груди выпрыгивало, чтобы голова кружилась, и невозможно объяснить, что с тобой происходит. Похожего не чувствовала никогда.
Говорят, что расставание подобно смерти? Но я не ощущаю себя умершей, скорее наоборот. Хочу углубиться в работу, смотреть кулинарные передачи, читать талмуды с рецептами и не терпеть разговоры о скучных соревнованиях. Я ведь даже бокс смотреть не люблю. Не понимаю, что интересного в том, чтобы бить друг друга в лицо, сплевывать кровь и прыгать по кругу, рыча и кашляя?
Ошибалась много раз, не хотела делать больней. Всегда знала, что в отличие от меня, Женя — любит.
Но больше не могу.
Настоящая любовь — это когда ты видишь человека и понимаешь, что он твое сердце, твое чудо. Понимаешь, что за ним станешь, где бы он ни был, что он какой-то неповторимый, что нет у него недостатков, а улыбка самая красивая на свете.
Муж в коридоре появляется неожиданно. Видимо, он вернулся с соревнований на день раньше. Возможно, он звонил мне или писал, но телефон я не проверяла, потому что, честно говоря, мне было неинтересно. Серьёзное выражение его лица оживляется искрящимися серо-стальными глазами, странно блестящими на почерневшем лице. Он смотрит на меня, как на нечто гадкое.
— Я видел в окно тебя…вас, — шипит он.
Не пугаюсь, принимаю как должное. Женя открывает рот, лицо перекашивается, а из горла вырывается стон, как у умирающего животного. Подбитый изменой не ждет доказательств. Жаль его, но изменить ничего я, увы, не могу. Да, предала! Да, унизила! Да, не права! Но спорить и оправдываться смысла нет. Я ошиблась гораздо раньше, когда ответила «согласна» в ЗАГСЕ. Я не должна была выходить замуж за человека, которому захотелось изменить. И это единственно правильный вывод.
У мужа как-то нездорово дергается правый глаз и мышца щеки. Я думаю даже объясниться, но молчу, потому что понимаю — сказать мне нечего. Его лицо постепенно багровеет, становится малиново-красным, он скалит зубы, громко дышит через нос, не зная, что со мной делать.
А в следующую секунду он делает резкий выпад вперед и заносит руку, отправляя меня… Нет, не в нокдаун, после нокдауна на счет десять еще можно подняться с ринга. «Любимый» муж крайне профессиональным ударом отправляет меня в нокаут.
Глава 17
Олег
Мы на задании. Петров останавливает машину. В воздухе пахнет сыростью и плесенью. Внизу шумит река. Только что прошел дождь. Зачавкала, расплёскиваясь под ногами жидкая грязь. В центре прогнившего моста стоит машина «скорой помощи». Перепуганные водитель и фельдшер бегут нам на встречу. Мокрые и продрогшие, они перебивают друг друга, сообщая, что из машины выпал контейнер с органами для пересадки, который срочно нужно было отвезти в больницу.
— Где? — спрыгиваю с подножки.
— Он поплыл до угла, там за…ацепился за камень, потом волна его смыла, надо скорее, а то аккумулятор холодильника разрядится и… — дрожит водитель, на нем полностью мокрая одежда, видимо он пытался достать потерю сам.
Петров расстилает карту на капоте. Я ее внимательно изучаю.
— Вот он квадрат. Поведу машину я, там дальше течение не такое сильное.
— Всюду такое. Не достанем, — качает головой.
— Не перебивать! — смотрю грозно. — Вначале ты, Петров, потом стажер, я выпрыгну из машины последним. Кто успеет поймать, тот молодец! Выполнять!
— В этом контейнере жизнь маленькой девочки, — встречаются наши с Федором глаза в зеркале заднего вида.
Обгоняем течение, и Викинг замечает пропажу.
— Вон он! — резко торможу.
— Викинг в воду, ты на страховку.
— Понял, начальник.
Уже через секунду стажер облачается в спасательный жилет и прыгает в бурлящую воду. Течение просто сумасшедшее, плюс ко всему поднялся ветер.
— Страховка! — орет Петров, бросая ему веревку.
— Некогда!
— Там пороги! — качаю головой. — Угробит и себя, и ящик, — стою на камнях, наблюдая за стажером. — Упрямый и молодой!
