Женя стоит, наблюдая за мной, засунув руки в карманы. Луч солнца проходит через маленькое стёклышко, и сухая трава начинает тлеть. Костер горит, а Женя облизывается, глядя на его пламя.
— Жрать охота.
— На таком маленьком острове можно только рыбу поймать, здесь вряд ли кто-то из зверюшек есть.
Я даю ему задание следить за нашим спасательным костром, но он конечно же меня не слушает и, наточив палку, спускается по скользким камням к воде. В мутной воде он видит блеск рыбьей чешуи и начинает тыкать в воду палкой, в итоге, ожидаемо ранит себе ногу. Я прибегаю на крик.
Маленький каменный островок не слишком к нам дружелюбен и я, вздыхая, тащу скулящего от боли мужа промывать ногу к воде.
Пережевав листья тысячелистника, прикладываю их к ноге мужа. Он пробует листик и плюется, а я смеюсь.
— Откуда ты все это знаешь?
— Я в школе училась. Эта трава, как антисептик. Она спасет тебя от…
— Ай, больно, — вскрикивает.
Я закатываю глаза, потому что, по словам моего боксера, стягиваю повязку из рукава моей майки слишком туго.
Мы замечаем вертолет, начинаем прыгать. Видимо друзья по туристическому походу сообщили о нашей пропаже. Проходит еще где-то час и к нашему острову мчится лодка с МЧСовцами. Они спешат к нам на помощь в оранжевых жилетах.
Я испытываю целый букет различных эмоций. С одной стороны, я рада, что это тот самый, знакомый мне отряд 1284, но с другой, мне очень неловко, что мы с мужем опять влипли в какую-то чрезвычайную ситуацию.
— Мотор заглох, — приветливый блондин улыбается, увидев меня и дергая железного монстра на краю спасательной лодки.
Спасатели никак не реагируют на то, что вынуждены спасать нас по новой. Это их работа, стандартный вызов, ничего личного.
— У меня есть отличный кандидат для того, чтобы грести до самого берега, — шипит капитан отряда, зло глядя на моего мужа.
Их главный, которого, кажется, зовут Олег Борисович, смотрит на меня с осуждением. Еще бы, снова во что-то вляпались. Высокий, статный, с гордой военной выправкой, он поправляет спасательный жилет. А мой взгляд непроизвольно мечется выше, к мужественному подбородку и красивым губам. Темные волосы блестят влагой. А еще эти глаза…
Моя прабабушка Таня очень любила украшения с крупными камнями. Особенно ей нравились крупные агаты, минералы, переливающиеся всеми оттенками коричневого и темно-вишневого с белыми чертами и блестящими полосками. Вот такие глаза у сурового начальника поисково-спасательного отряда, невозможно оторваться, но вот только смотрят они на меня с осуждением. И если высокий блондин вызывает желание улыбаться, то начальник — встать по стройке смирно и не двигаться, пока он не позволит сменить позу. Сама не знаю, почему продолжаю рассматривать этого мрачного типа с диктаторскими замашками. Будто жду его разрешения.
— У меня, кажется, температура поднимается, — постыдно вздыхает Женя, пока врач из отряда перевязывает его ногу, — рана не могла воспалиться?
Я опускаю глаза, неужели он не понимает насколько жалко выглядит со своим нытьем.
— Вам вкололи антибиотик. Вы должны быть благодарны своей спутнице за то, что рана чистая, — улыбается мне врач.
— Жена. Это моя жена!
— Итак, грести будет молодой супруг, — зло повторяет начальник.
— Может работа на галерах его исправит, — шутит молодой красавчик.
— Я, как врач, это даже рекомендую.
Переговариваются спасатели, явно издеваясь.
— Нет-нет, — отмахивается Женя.
Я помогаю ему сесть.
— У меня нога, я не могу грести, — не унимается он.
— А угонять чужие лодки? — нависает над ним начальник отряда, властным движением усаживая на лавку, дергая спасательный жилет, пристегивая. — Нарушать правила техники безопасности на воде? Подвергать жизнь жены опасности? Выходить на воду без спасательного жилета? Это ты можешь? — отчитывает мужа, как мальчишку начальник отряда.
Женя бычится, рвется что-то ответить, но понимает, что мы сейчас зависим от спасателей МЧС.
А я заворожено слушаю голос начальника, не знаю, что в нем такого. Мягкий, но при этом командный, прохладным шёлком скользит, проникая внутрь, обволакивая. На последних нотах голос будто обретает глубину, в нём зазвучит хрипотца и словно зов... Я вздрагиваю, когда ко мне обращается молоденький блондин.
— Девушка, а давайте к нам в отряд. Костер развели, ногу перебинтовали. Такой специалист нам пригодится.
— Спасибо, я подумаю.
— Эй, ты с моей женой разговариваешь. И я буду решать, куда ей вступать.
Мне снова стыдно.
Уже на суше нам дают теплые одеяла, поят чаем. Блондин, кажется его зовут Саша, просит меня больше не попадать в истории, он называет меня смелой и улыбается очень широко и добродушно. А я оборачиваюсь, сталкиваясь с ледяным взглядом его начальника. В его глазах осуждение, сплошное осуждение. Сжав зубы, я вскидываю подбородок. Ну конечно, с этим грозным типом подобного никогда не случилось бы.
Глава 3
Олег
— Олег Борисович, если мы не найдем человека, который будет для нас готовить еду, то сдохнем с голода.
— Все вместе все равно не сдохнем.
— Это еще почему, босс?
— Потому что одновременно такие вещи не происходят.
Проверяю содержимое тарелок на пригодность к употреблению. Вид у еды, прямо скажем, малосъедобный.
Петров продолжает шутить:
— Интересно, сколько человек может продержаться без нормальной пищи?
— Семьдесят дней, — мрачно смотрю на непонятную жижу, что стажер весьма самонадеянно назвал кашей.
— Вы просто заелись, — с энтузиазмом запускает ложку в гущу Викинг. — Мы в общаге такое ели, что сейчас вспоминать страшно.
Я кривлюсь, разглядывая, как бело-серая масса исчезает у него во рту.
Все дело в том, что раньше обеды прямо здесь, на базе, для нас готовил многоуважаемый Степан Игнатьевич. Предпенсионного возраста спасатель-кинолог уже почти не ездил на вызовы, но отлично тренировал свою немецкую овчарку Миледи и еще лучше готовил жаркое по-домашнему из свинины с картошкой.
Но в один, не очень прекрасный день, пожилой кинолог, находясь на дежурстве у пульта, распереживался, услышав, что у нас «двухсотый» и то, что мы, остальной отряд, не можем найти дорогу из горящего леса. В тот день погиб наш товарищ. Выносили мы его на руках, вслепую. Задыхаясь от дыма, падали, но продолжали эвакуировать тело бойца, чтобы захоронить как героя. В тот страшный понедельник мы чуть не сгорели заживо. Игнатьевич же, несмотря на свой многолетний опыт и очевидную закалённость, схватился за сердце. Штаб отправил его на пенсию.
