– Тебе не наплевать? – Порфирьев все-таки перевел на него взгляд. – Лишь бы была! Миронов, кстати, тоже не сам ее рассчитывал, они все вместе проект продумывали, времени у нас мало, поэтому Брилёв бросил на это дело всех. Крышу просто так назвали, для удобства, чтобы понимать, что это конечный, полностью проработанный проект. Ты ведь предложил только идею.
– Конечно, идею! – обиженно воскликнул Овечкин. – Я же один, а их пятеро! Впятером просчитать столько параметров легче, чем одному!
– Вот они и просчитали. – Варяг вернулся к документам. – Кстати, тебе это даже в плюс – если она рухнет, не с тебя спрос. Хотя вроде не должна упасть. Рабочие говорят, крыша очень прочная получилась, как только ее грунтом занесло, даже вибрировать во время ураганов перестала. Только когда землю трясет, снежная труха из щелей сыплется. Но если тебе так важно, чтобы что-нибудь носило твое имя, то продумай, как от этого осыпания избавиться. По возможности нам нужен чистый ангар, чтобы там можно было без антирада работать. Придумаешь – я назову его «Ангар Овечкина» и впишу во все документы. А теперь займись делом, изобретай!
– У меня уже есть оригинальная идея! – немедленно заявил Антон. – Но если ее у меня тоже украдут – это не тот результат, который я хотел бы получить!
– Если оригинальная, то выкладывай. – Порфирьев вновь снизошел до взгляда на Овечкина. – А то я хотел с завтрашнего дня заставить людей поливать ее сверху водой, чтобы покрылась ледяной коркой и не пропускала снег. Только вот она потечет нам на головы, когда потеплеет.
– Поливать надо грамотно, – Овечкин попытался скрыть разочарование, – чтобы не потяжелела слишком сильно, не то тяжесть может превысить расчетные характеристики. И таять она начнет не скоро. Насколько я помню, наука считала, что миллионы лет назад на планете уже была ядерная зима. Ее вызвали супервулканы, и длилась она лет восемьдесят. Судя по тому, что творится на поверхности, если так везде, то мой прогноз – лет десять!
– Миронов говорит то же самое. – Взгляд Порфирьева на миг погрустнел. – Что ж, раз вы оба сходитесь в прогнозах, иди, рассчитывай свою ледяную крышу. И учти, нам нужен теплый ангар без дыр и радиации.
– Но это же невозможно! – опешил Антон. – Ты же понимаешь, что без бетона этого не сделать!
– Найдем бетон – сделаем, – пожал плечами амбал. – А пока требования простые: в ангаре не должна замерзать вода, люди должны иметь возможность безопасно работать там без антирада, и в процессе этого им на голову не должна сыпаться радиоактивная дрянь. Вопросы есть?
– Я сделаю это! – пообещал Овечкин. – Но для этого мне нужно время! А ты требуешь от меня участия в ремонте аэросаней!
– Люди Миронова сейчас переделывают их в грузовик на воздушной подушке. – Порфирьев вперил в него недовольный взгляд. – Ты должен понимать, как они устроены, чтобы иметь возможность отремонтировать, если сломаются посреди пустоши. А они наверняка сломаются. Саныч и Тех заучивают их конструкцию наизусть. Тебя я этому не заставляю, потому что надеюсь, что ты, как Инженер, в состоянии разобраться в их устройстве сам. Перед следующим выездом люди Миронова примут у вас троих экзамен. Имей в виду. Не сможешь устранить поломку посреди пустоши – я тебя прямо там и оставлю. А теперь – иди и сделай мне теплый ангар Овечкина. Все, умчался, пока я добрый!
При этих словах молчаливо работающая с биорегенераторами Снегирёва бросила на Антона полный понимания взгляд и произнесла:
– Антон, у тебя есть полминуты? Можешь рассказать, как себя чувствует Давид? У него не было неожиданных кровотечений из носа? Головокружения?
– Такого не видел, но он стал очень быстро утомляться! – Овечкин немедленно вспомнил свои опасения по поводу сына. – Позавчера он с мальчишками играл в футбол всего час, но после этого утомился настолько, что вчера играть не пошел, сказал, не хочет. Но я вижу, что ему трудно! Ты не могла бы его осмотреть вне очереди? К тебе сейчас не пробиться, а другим Дилара не доверяет!
– Вне очереди не смогу, – не задумываясь произнесла она. – Наплыв пациентов очень большой, на поверхности работает много людей. Я впишу его на осмотр в ближайшее окно. Завтра эта информация будет в сети, пусть Дилара посмотрит.
Снегирёва отвечала не то чтобы равнодушно, но после мятежа участия в ее голосе стало ощутимо меньше. Постепенно сходящие с ее лица шрамы придавали блондинке угрюмое выражение, что еще больше усиливало ощущение исходящей от нее холодности. Сейчас она выглядит еще ничего, когда Овечкин увидел ее, в первый раз очнувшись после отказа легких, он реально испугался. Потому что не сразу узнал в покрытом толстыми красными воспаленными шрамами лице облик Снегирёвой. Сам Антон не видел, как она лечила сама себя, потому что долгое время не мог вставать с постели, а позже ему был назначен постельный режим, который он предпочел не нарушать ради собственного блага. Но другие больные, а их со дня подавления мятежа всегда было много, рассказывали, что блондинка фактически спасала других и себя одновременно.
После того как Порфирьев положил ее в биорегенератор, ее подруги-студентки сумели запустить какую-то программу лечения, которая привела Снегирёву в сознание. Говорят, первое, что она сделала, когда ей помогли встать с операционного ложа, это попросила довести себя до панели управления биорегенератором, в котором лежал Порфирьев. Блондинка выставила ему какую-то мегасложную лечебную процедуру, потом ее отвели ко второму БР-у, где находился Овечкин. Фактически это ее вмешательство позволило Антону минимизировать проблемы с легкими, которые стандартная программа лечения устранить не могла. И только после всего вышеописанного Снегирёва занялась собой. Она выставила параметры собственного лечения и потеряла сознание. В биорегенератор ее укладывали Яковлева с Соколянской. Там она провела несколько часов, и только после этого ее состояние улучшилось до уровня, который позволил ей передвигаться без помощи.
Говорят, в первые дни Снегирёва выглядела просто ужасно: кожа на лице и руках разорвана во многих местах, голова покрыта опухолями и запекшимися ранами, корни ранее белых волос пропитаны кровью и застыли, словно ржавая проволока. Постоянные головокружения и тошнота, мертвенно-синюшные губы, полопавшиеся капилляры глаз, вроде даже она дважды теряла сознание прямо возле панели управления биорегенератором. Но с каждым сеансом биорегенерации ее состояние улучшалось, и когда Овечкин увидел ее впервые, фактически она была уже здорова, если не считать шрамов. Но зрелище все равно было не для слабонервных. Антон мысленно вздохнул. Снегирёва жутко пострадала, никто не спорит, но ребенок же в этом не виноват! Можно было бы отнестись к проблемам Давида с большей теплотой!
– Спасибо, – поблагодарил Антон. – Она обязательно придет в назначенное время! – Он немного замялся: – Инга… мне уже можно выходить на поверхность? Это не вредно для легких? Мне поставили задачу, которую нельзя выполнить, не выходя из Центра…
– Все, что можно было сделать, я сделала, – бесцветным тоном ответила Снегирёва. – Если бы все зависело от меня, я бы запретила всем вам выходить на поверхность в течение всей жизни. Но такой возможности у меня нет. Ты можешь выходить на поверхность в свои смены не более чем на четыре часа. Я официально уведомила об этом все начальство. Раз в месяц ты должен проходить полный осмотр, я тебя предупреждала. Если почувствуешь боль в легких – заходи без очереди.
