Мальчишки подошли, я за ними.
– Да ну вас! – Маринка забралась с ногами на мой стол и демонстративно отвернулась. – Так охота нервы пощекотать?
Что ж, нервы цветные фотки действительно щекотали. Кровь была красной, тела – бледно-синеватыми, одежда – ржавой от крови. Возраст по лицам было не разобрать, но пропорции фигуры не оставляли вариантов: большинство дети. Бр-р-р.
– Ну на фиг! – Паша отвернулся первым, взял стул и сел в угол. – Надо быть совсем больным, чтобы такое под стекло класть.
– Надо быть совсем больным, чтобы вообще иметь такой стол. Даже моя бабушка недавно такой же выкинула.
– А ведь это тот, которого в том году поймали. – Игорек пялился на снимки вытаращенными глазами. – Вон граффити на стене. Маринкина прошлогодняя. Помнишь, как мы удирали от сторожа тогда?
Маринка вздохнула и все-таки подошла посмотреть:
– Уй-е… – Она закрыла глаза рукой и быстро вернулась на свой стол. – Спасибо, Игорек, это была одна из лучших моих работ. Теперь я ее ненавижу. Приснится еще…
– Да ладно, работа-то все равно классная…
Тут я была согласна с Игорьком. Маринка талантище, только дарит свой талант стенам старых развалин. Вот и сейчас: на стене заброшенной бывшей библиотеки красовалась лошадь в натуральную величину. Грива у нее была «летняя» – с цветочками, ягодами, вылетающими бабочками, а хвост «зимний» – голубой с рассыпающимися снежинками. Последнее, что видел парень с фотографии… Наверное, он ее тоже возненавидел.
– Хорош кукситься…
Откуда-то сверху раздался крик и грохот падающей мебели. Кто-то шумно протопал по потолку, роняя столы и стулья. Маринка замерла, глядя вверх, мальчишки слепо переглядывались, а я живо представляла, что там наверху творится, и от этого странно мерзла.
00:42
Где-то рядом хлопнула тяжелая железная дверь, и по коридору сразу затопало много ног. Голоса. Мужские, женские. Говорят все сразу, не разберешь.
– О! – оживился Кабан. – Не наши ли?
– Тихо! – Но расслышать хоть слово я не смогла.
Все топали, галдели, кажется, ругались…
– Наши! – подмигнул Игорек и уселся на нехороший стол, закрыв добрую треть страшных фоток.
– Слава богу, а то мне в туалет надо! – призналась Маринка.
– Тебя так впечатлила эта комната?
– Да. Соври, что тебя не впечатлила.
– Не буду, не буду! – Кабан поднял руки, как будто сдается. – Держись, Маринка, осталось недолго.
Мы замолчали, прислушиваясь, но я так и не могла различить, кто там и что говорит. Моя мать точно была в этом гомоне, и мать Маринки, третий голос мужской – должно быть, отец Кабана… Опять затопали по коридору, сперва один, потом двое, хлопнула дверь кабинета, и стало тихо.
– Что-то они за нами не торопятся…
– Потому что нечего было затевать детские игры среди ночи! – психовал Паша.
– Уймись! – ворчал Игорек. – Сделали и сделали, что теперь-то… – Он прислонился ухом к двери, но, кажется, ничего не добился. – Если бы я был дверью, я бы пропускал все звуки.
– И запахи! – развеселилась Маринка.
– Ну, это смотря куда дверь. Я бы вел отсюда в дальние страны через кондитерскую – сладкого ужасно хочется…
– Детский сад! – Паша забрался с ногами на страшный стол и сидел, вцепившись в коленки.
– Нарываешься?
– Оставь его, Игорек, он в печали.
– Да мне плевать, в чем он там, если так истерит…
– А я бы вела домой из любой точки мира! – быстро сказала Маринка. – Ну и обратно, конечно!
– А я – из банковского сейфа прямо в автосалон! – подхватил Кабан – А оттуда уже на чем захочешь уедешь!
– А я – из бани в конференц-зал! – говорю. – Я была бы подлая дверь.
Все заржали, кроме Паши. Он вцепился в коленки так, что костяшки побелели, и ворчал:
– Дураки! Вы не понимаете, что происходит!
– Паша истерит, – с готовностью объяснил Игорек. – Сейчас доистерится.
– Ты такой смелый, потому что у тебя отец тут не работает.
– Да что он тебе сделает-то?
– Отстань! – Паша сдавленно пискнул и уставился на фотки под стеклом.
01:20
По коридору опять протопали двое, потом в обратную сторону, хлопнула дверь – и опять тихо.
– Что они там – пикничок устроили? – ворчал Кабан.
Тут же в лоб ему прилетел карандаш от Паши:
– Заткнись!
– Ты чего? – не понял Кабан.
– Заткнись, я сказал!
– Ну вы еще драку устройте в отделении, – говорю. – Тогда будет так смешно, что вообще не смешно!
Следующий карандаш прилетел в меня:
– И ты заткнись!
– Не трогай его, Ленчик, – вмешался Игорь. – А то и правда кому-нибудь врежет – отвечай потом. Его-то папочка отмажет, а нам…
Паша вскочил и бросился на Игоря. Я сообразить ничего не успела, как повисла на Пашиной руке. На другой висела Маринка. Кабан молча стоял между нами и Игорьком.
– По-моему, ты сегодня переутомился, Паш.
– Не твое дело! – он пытался стряхнуть то меня, то Маринку, но мы крепко повисли у него на руках. Я стояла, вцепившись в него повыше локтя, и пялилась на крошечную дырочку на футболке по шву рукава.
– Да отстаньте, вы!
– Не шатай меня, Паша, – предупредила Маринка. – Напоминаю: мне надо в туалет, и уже давно.
Улыбнулся. Так-то лучше. Мы синхронно отвалились, освобождая ему руки, и Маринка тут же об этом пожалела, потому что Паша бросился ее щекотать.
– Уйди, садист! – завопила она на все отделение.
Тут же по коридору затопали ботинки, щелкнул замок, и открылась дверь. На пороге стоял Пашин отец. Паша тут же отпустил руки, Маринка взвизгнула и, пробормотав: «Простите, дядь Саш, но мне очень надо», ускакала по коридору. Пашин отец молча запер дверь и пошел, судя по всему, следом за ней.
02:00
Вернулись они вдвоем. Маринка повеселевшая, дядя Саша такой же, как всегда.
– Я рассказал вашим родителям про безопасность, потому что вы об этом забыли. Память, как у золотой рыбки, да?
– Мы ничего не делали! – пискнул Кабан, но дядя Саша так глянул на него, что Кабан уставился себе под ноги.
– Комендантский час никто не отменял! – Он задержал взгляд на Паше, и стало ясно, что у кого-то будет длинная ночь. – На выход все! – Игорек вскочил. – Я повторять должен?!
Я вышла в коридор следом за Игорьком, за мной Кабан, от души потягиваясь.
