Я издала губами неприличный звук, и сразу стало легче. Только захотелось пить. Час назад в этой холодрыге я и не думала об этом, а сейчас сказала пару слов – и, кажется, истратила последние запасы слюны. Я буду умирать долго. Надеюсь, крысы терпеливы. Сушеное мясо, я видела в магазине разок, но попробовать не рискнула. Вот в него-то я и превращусь – фу! Интересно, что здесь пьют крысы? И что едят?
– В руинах погибло много ваших, а? – Голос получился совсем сдавленный. Надо экономить слюну.
Как же хочется пить!
Откуда же пьют крысы? Они не могут открыть пластиковую бутылку. Водопровод в театре, конечно, когда-то был, но… Может хоть, канализация работает? И крысы пьют из унитаза, как собаки в американских комедиях? Все равно мне не добраться. Недостижимо далеко.
02:23
Сколько можно прожить без воды? Не помню, где прочла цифру «100 часов», сейчас вспомнила – и ужаснулась: это же вообще ничто! Надеюсь, все-таки больше. С того момента, когда я последний раз пила, прошло, наверное, все десять. К тому же здесь холодно, не вспотеешь… Я вспомнила, как читала в новостях про мальчика, который пролежал под завалами 13 дней и выжил. Он был младше меня и дело было в теплой стране. Это немного успокаивало. У матери полно времени, чтобы меня отыскать.
02:51
Крысы в ногах шуршали, уже не скрываясь. Они нашли какой-то кусок целлофана и носились с ним наперегонки. Одна, маленькая, бурая, держала пакет зубами и бегала туда-сюда от другой, побольше. Пакет закрывал маленькой полголовы, но она не сдавалась. Большая была сильнее, и ей хотелось заполучить чужую добычу. Она прыжками наскакивала на маленькую, но та в последний момент ухитрялась отскочить. Они здорово прыгали, и бесшумно. Казалось, они вообще ничего не весят, состоят из одного меха.
– Охота вам драться!
Большая крыса вздрогнула, глянула на меня. Ее морда выражала что-то вроде «Кто здесь?», а маленькая под шумок пробежала прямо по мне, шурша своим пакетом, и скрылась где-то справа.
Ну вот. Я нажила себе врага. Говорят, крысы умные. Большая села на задние лапы и уставилась на меня блестящими глазами. В другое время я бы умилилась: зверушка познакомиться хочет. Когда ты свободен и на своей территории, можешь позволить себе и не такие глупости. А я застряла. На ее территории. И она не одна. Я опять вспомнила тех брошенных собак в старой части города. Они сбивались в стаи и лаяли на редких прохожих. Им не объяснишь, что их дома давно опустели, они собаки, их задача сторожить. Свою территорию, от которой проку мало уже им самим. Какой прок, если там тебя не кормят и даже помойки нет? Я делилась с ними бутербродами, и они молча конвоировали меня. Мать специально покупала мне дешевую колбасу и делала бутеры с хлебом без кунжута и прочих трав – знала, кому достанется. Она называла это «дорожный сбор».
Крыса пробежала по моей штанине, шумно цепляясь коготками. Она сидела у меня на поясе и тянула мне навстречу острую морду, шевеля усиками. Я вцепилась в арматуру:
– Чего тебе, животное?
Крысу сдуло. Короткий «шарк» коготков, мелькнувший грязно-розовый хвост – и нету. Она не привыкла, чтобы еда с ней разговаривала. Даже такая огромная.
Луна за окном спряталась, щель от выбитой доски совсем перестала пропускать свет. Как в гробу. Ноги затекли. Я попыталась сесть, согнувшись пополам, подтянула ногу – и тысячи иголочек проснулись в бедре, в пальцах так, что я взвыла. А кого стесняться? Так я хотя бы ненадолго отпугну крыс. Странно, что не подползает ПМ. Точно нажралась и переваривает теперь, а ко мне явится позже. А что? Я никуда не денусь.
Я подтащила ногу, сковырнула кроссовку и стала разминать затекшие пальцы. Боль переливалась от ступни к бедру и обратно, как будто она жидкая, как будто, пока я спала, под кожу загнали пузырь геля с колючками. Попробовала пошевелить пальцами. Чтобы сесть, пришлось согнуться пополам, как на физре на растяжке. От моего носа до носка оставалось сантиметра три. Носок пах резиной, кроссовками и носком. Почему-то мне стало легче от этого запаха – наверное, это вроде нашатыря. Пальцы на ощупь как чужие. Ледяные и согнутые. Зомби. Скелет. Я мяла их рукой и подвывала, чтобы крысы не расслаблялись, иголочки бегали туда-сюда. Потом я стала их сгибать и разгибать – и взвыла еще громче, боднула головой доску, и сверху опять угрожающе посыпалась крошка. Если доска проломится и бетонная плита упадет мне на голову, я умру сравнительно легко. Но не сейчас.
Когда я все-таки выпрямила ногу, на улице уже светало.
04:02
Спокойно, мать еще на дежурстве. Домашний телефон она, конечно, уже оборвала, оборвала телефон соседки, а та устала трезвонить в нашу пустую квартиру. Конечно, она доложила матери, что меня нет, конечно, мать рвет и мечет, носится по больнице с воплями «Приду домой – убью!». Конечно, она уже позвонила родителям ребят, и город поднят на уши. Скоро, Ленчик, уже скоро. Еще пару часов, ну три, ну пять – и все будет хорошо.
Если тварь не доберется раньше.
Я вертелась и разминала затекающие ноги. Если вести себя как уж на сковородке, не так мерзнешь. К тому же это отпугивает крыс: после того как убежала та большая, я никого не видела. Больше всего хотелось уснуть, а проснуться уже дома, чтобы все это приснилось. И ребята живы. Я пыталась закрыть глаза, но они открывались, как будто были на пружинах. Тогда я опять разревелась. Какой тут сон!
05:02
За окном было совсем светло. Орали птицы, слышные даже сквозь стеклопакет: наверное, в любом месте, в любом городе с четырех до пяти утра птицы орут как в последний раз. Потом выберутся на солнышко люди, собаки, машины – и их станет не слышно. Мысль о людях и машинах казалась глупой. В эту часть города заглядываем только мы. Заглядывали. Ну и бродяги всякие еще. И это.
Крыса явилась из темноты, бесцеремонно вцепилась зубами в мою штанину и стала дергать на себя, от усердия привставая на задние лапы. Передние она при этом разводила в стороны, растопыривая крошечные розовые пальчики. Я отдернула ногу, естественно долбанув коленкой по верхней доске, доска хрустнула, что-то шаркнуло наверху, и мне на руку свалился кусок бетона. Небольшой, с кулак, он здорово шарахнул по пальцу, и еще несколько секунд я выла и высказывала крысе вслух, что я думаю о ней, о развалившемся театре и о своем положении. Голос сел. Я хрипела как простуженная, а может, так оно и было, во рту все стянуло невидимой пленкой и еще оцарапало наждачной бумагой. Какие там сто часов! Если я срочно не попью, я не смогу заорать, когда за мной придут.
Крыса смоталась. Надеюсь не за помощью. Чего ей? Совсем я озверела с ними тут. Зверьку просто нужна была тряпочка для гнезда. Спасибо, что не мясо. Под руинами небось погибли десятки ее соплеменников и все норы. Надо отстраиваться заново, прорывать новые ходы, заводить семьи… Я дорвала дырку на коленке джинсов и кинула тряпку в темноту. Недокинула, она приземлилась на мою кроссовку и торчала синим флагом.
